“Конца света” демократы ждали первого декабря - на этот день назначался седьмой Съезд, который должен был решить судьбу Гайдара и его правительства, как раз только начавших радикальную реформу собственности. Она вошла в народный эпос в связи с незнакомым, но мелодичным для русского уха, легко рифмуемым словом “ваучер”. Вокруг этих нелегких ожиданий и разворачивались осенние события 92-го, в том числе и международные.

Японский министр иностранных дел Митио Ватанабэ напомнил нам о советско-японской декларации 1956 года, предусматривавшей возвращение Японии островов Курильской гряды - Шикотан и Хабомаи: Если Россия не вернет, за ней сохранится репутация страны, которая нарушает свои обещания.. Еще одна головная боль перед официальным визитом в Токио:

- Черт бы с ними, с островами, отдать - да взять за них кредитами! Благодатный Крым отдали, и ничего. А с Шикотана что толку? Одни тайфуны да цунами. Но, понимаешь, оппозиция!..

И оппозиция радостно заволновалась:

- Ни пяди политой русской кровью земли! - зажимая Ельцина между домашним патриотизмом и международным протоколом.

И когда уже все готово для приема высокого гостя из России - надраено сентябрьское Солнце в стране восхода, наш непредсказуемый “с мясом” вырывается из тисков на свободу: без лишних дипломатических выкрутасов отменяет поездку. Посольские службы в смятении, японцы в шоке разводят руками: умом Россию не понять - у советских собственная гордость. Репутация страны, которая не выполняет свои обещания, за Россией сохраняется.

Минул год со дня торжественной клятвы дать россиянам хорошую жизнь, и пришла пора жуткой расплаты за невыполнение - ложиться на рельсы. Народ требует: помню пикетчиков новосибирской “оборонки” перед зданием областной администрации, они молча держали плакаты как раз с такой претензией к президенту. Но “слово чести” - это что-то старомодное, выбитое из общественного сознания вместе с дворянством. В цене лукавство и хитрость плутоватых приказчиков. Мы пойдем другим путем: нормальные герои всегда идут в обход! Перед народом вообще можно не оправдываться - потерпит, главное объегорить депутатов, уклониться от их очередного Съезда. Эврика - Совет глав республик!

- Что это за орган? Какая статья Конституции? - спрашивали недоумевающие.

- Нормальный орган! Собираются, точнее - их собирают, главы республик и рекомендуют депутатам то-то и то-то.., - объяснили недоумкам.

Заручившись якобы таким образом поддержкой регионов, Ельцин пытается перенести Съезд с декабря на весну. Но Верховный Совет не поддается давлению - еще силен вирус демократической процедуры, нет еще страха перед Ельциным - и поступившую от самопровозглашенного органа рекомендацию отклоняет.

Тогда и стали поговаривать, Съезд дескать манипулирует поправками к Конституции, депутаты, мол, без конца ее перекраивают, как хотят, и тем самым побуждают президента обходить Основной закон. А мне все время хотелось напомнить:

- А откуда, собственно, это пошло? Ради кого вводились первые поправки?

Не ради ли Ельцина и не с его ли согласия в единстве борьбы с Горбачевым изобрели пост российского президента? Не ему ли дважды дополняли полномочия? Тогда с точки зрения демократов это считалось нормальным. Но как только потеряли большинство, такая конституционная подвижность перестала быть выгодной, более того - стала опасной. Не столько для реформ, сколько лично для Ельцина. И заговорили о депутатских кознях! И последовали призывы к роспуску парламента. В Москве, как будто стихийно, организовался сбор подписей за недоверие Съезду, по каналам “ДемРоссии” пошли ненавязчивые советы - поддержать!

В сентябре представители демократических организаций Западной и Восточной Сибири собрались в Томске, чтобы обсудить предстоящую кампанию по референдуму. Инициатива встречи исходила из Москвы, точнее из Республиканской партии. Это была одна из многих мелких партий, бравшая начало в коммунистической “Демплатформе” и входившая в “ДемРоссию”. Какие-то снова начались в руководстве разногласия, и “сибирская ассамблея” была нормальной попыткой путем усиленной работы в глубинке сколотить поддержку. Приехали популярный в то время реформатор - “народный академик”, как шутливо, сравнивая с Лысенко-Мичуриным, называл его Мананников, депутат П.Филиппов и довольно известный московский демократ И.Яковенко.  

Я любила ездить в Томск. Там красиво и приветливо встречали, вкусно кормили и было с кем поговорить. В тот раз рассчитывали получить к предстоящему пленуму региональную поддержку, чтобы вынести на референдум новосибирский третий вопрос: “Даешь выборы губернаторов!” Сформулирован он, конечно, был более квалифицированно, но смысл именно такой. Нужно было озвучить требование на всю Россию. Поэтому с московскими “ходоками в народ” сразу возник конфликт интересов. Остальные делегаты собственных инициатив, похоже, не припасли и настороженно прислушивались и примеривались.

На своей территории, где, как известно, и стены помогают, легче пробить приезжую Москву и повернуть голосование в интересах региона. В прениях старалась внушить это остальным. Мы, мол, здесь - “Сибирское соглашение”, у нас не так, как в Москве, есть общность целей, нам нужны местные выборы. Поддержите нас на пленуме, а мы учтем ваши проблемы. У сибиряков такой откровенно жесткий подход возражений не вызвал, напротив, все как бы приосанились. Филиппов же от удивления и неожиданности затряс бородой:

- Причем здесь выборы? Мы не за тем сюда приехали, мы... - стал давить депутатским авторитетом, - Я хорошо отношусь к Леше, - имея в виду А.П., - но, что у него такие помощники, что не понимают... я расскажу... уволит...

Как “спец” по реформам он вскоре ушел на какие-то важные встречи в администрацию и в раздражении в тот же вечер улетел. Второй эмиссар, И.Яковенко, правильно оценил обстановку. И вообще показался другим. Он слышал. Мы договорились о взаимной поддержке через две недели в Москве.

На пленум новосибирская делегация приехала не с пустыми руками. Захватили в качестве образца тираж чистых подписных листов по нашему третьему вопросу - три большущих ящика, демонстрируя серьезность намерений, и “Сибирское заявление”, принятое в Томске. Все это не вписывалось в общий сценарий. Политику “ДемРоссии” уже полностью осуществляла восторжествовавшая после неудачи с чрезвычайным съездом московская группировка. В их замыслы входило сорвать не только сбор подписей за Учредительное собрание, но и за “землю” - весеннее посевное настроение президента к тому времени испортилось. А вместо этого - возглавить инициативу разгона Съезда. Понятно, откуда шли директивы. Поэтому на нас с нашим “третьим вопросом” смотрели, как на сумасшедших. Сибирская группа и примкнувший И.Яковенко яростно бились за референдум. Отстоять удалось только “землю”.

Кампания мощной волной покатилась по стране. В Новосибирске, хоть и создана была инициативная группа, раскачивалось все медленно. Сообщили по радио и ТV, дали объявления во всех газетах. Сбор начали в приемной Мананникова и выставили пикеты в метро. Подчеркиваю, тогда все сборщики работали бесплатно, на забытых сегодня общественных началах: после работы и в выходные дни. Пожалуй, активнее всех - пенсионеры: располагали временем.

Первые десять дней принесли нам всего около двух тысяч подписей. Приходили подписываться исключительно энтузиасты, романтики демократии, продолжавшие скрупулезно следить за процессом. Не спеша, заполняли они графы в подписном листе, успевали затеять спор о политике, в общем, шли, как в клуб. Бойчее было на улице, но тоже за вечер из одного пикета больше пятидесяти подписей не приносили. Дело осложнялось тем, что мы настойчиво гнули свою генеральную линию: собирали подписи по всем трем вопросам, т.е. делали тройную работу. Приходилось разъяснять, почему в Москве собирают только “за землю”, а мы - еще и за УС, и за местные выборы.

Начинала волноваться, что не вытянем свои 20 тысяч. Каждый вечер звонил из Москвы Мананников, сообщала ему только что подведенный за день итог. Понимали, что дела идут неважно, гораздо медленнее, чем приближается срок сдачи законного миллиона:

- О.В.! Нужно что-то придумывать. Наши двадцать тысяч - дело чести, лицо Новосибирска.

Я усилила “радиоупражнения”, почти полностью посвятив усилия освещению хода событий. В нескольких газетах опубликовали подписной лист. Через неделю стали приходить письма с вырезками. Пришла в голову мысль привлечь, кроме явных наших сторонников, людей умеренных, может быть, даже несколько консервативных. Созвонилась с В.Лантухом, соперником Мананникова на выборах в 90 году. Он был известным и авторитетным в Новосибирске человеком, благодаря своему учителю С.Федорову и творимым в его клинике чудесам офтальмологии - там прозревали слепцы со всей Сибири и Дальнего востока.

- Владимир Васильевич! Вас беспокоит... Как вы относитесь.... Не могли бы Вы..., - обстоятельно объяснила причину звонка.

Он без каких-либо колебаний согласился на совместное с Мананниковым обращение к новосибирцам, призывавшее активнее использовать свое гражданское право на волеизъявление. Это обращение обошло все средства массовой информации и принесло некоторые результаты. Кампания начинала раскручиваться.

Придумала еще одну штуку: решила привлечь “предателя”, пусть искупит вину. С Манохиным, с тех пор, как он сдался номенклатуре, отношения у “ДемРоссии” были прерваны. Я подошла к нему в перерыве на сессии облсовета:

- Анатолий Николаевич, как вы смотрите на то, чтобы поддержать с экрана сбор подписей?

Он не понял, что это его шанс: покаяния не последовало. На лице, напротив, было заметно торжество, ага, мол, приползли... Не стала фыркать, консенсус для дела был важнее,и еще раз повторила просьбу. Он дал согласие. Не медля, благо на сессиях всегда полно журналистов, договорилась с Лаврушенкой, чтобы сделал сюжет для вечерней “Панорамы”. С того момента в отношениях с представителем президента возникло на некоторое время потепление.

С таким же предложением обратилась и к мэру Индинку, он в ту пору изо всех сил раскручивал популярность, создавал этакий образ “отца города”. Думала, поймается, захочет покрасоваться авангардистом в шуме кампании. Не тут-то было! Недооценила хитрована. Согласился ведь! Договорились! В день, на который договаривались, звоню - срочно улетел куда-то. И волки сыты, и овцы целы: и не отказал, и не засветился. Договаривался, заранее зная, что его в этот день уже не будет.

Очень хорошо освещали весь процесс СМИ, со своей стороны как бы подбадривая активность. Должна сказать, мои отношения с новосибирскими журналистами всегда были хорошими. Удивлялась, когда, бывая в Москве, слышала, как жалобно приезжающий из провинции демократический люд просил мелькавшего на “ДемРоссии” Полторанина и других “человеков” президента заставить “саратовско-хабаровское” начальство давать эфирное время и газетные полосы демократам. Считала, что если есть что-то в самом деле интересное, оно само прорвется и на экран, и на страницы. Вопрос в том, как стать интересным! В Новосибирске такой проблемы не существовало. Гораздо труднее, чем в эфир, мне было прорваться на сессию облсовета. Туда пускали почти всех, но меня, пока не стала депутатом, регулярно отлавливал кудрявый молодой человек - бессменный часовой у входа в зал заседаний. Это было обязательно, как ритуал. Все равно, конечно, пробивалась, подавая записки в президиум и требуя специального голосования. А радиослушателям о том, что видела и слышала, сообщала потом беспрепятственно.

Несмотря на все “придумки” и довольно массированную агитацию по центральным каналам, к ноябрьским праздникам мы набрали всего примерно по двенадцать тысяч подписей под каждым вопросом. Оставалось десять дней. На заключительном этапе был Мананников со своим словом к избирателям.

Утром после его выступления по телевидению на час задержалась. Когда приехала, долго не могла пробиться сквозь толпу. У двери была осада. В проходе, как положено во всякой очереди, стояли два добровольца и впускали по пять человек. Бедная Л.С.Чижова, помощница депутата! Она, нервно курила, подавая подписные листы и ручки. Увидев меня, чуть не плача:

- Где вы пропадаете! У меня голова кругом! Я пришла в 9.00, уже было полно народу, и все - давай орать! Посмотрите, что делается! Ужас какой-то!

И в самом деле, толпа недовольно загудела:

- Не можете обеспечить - не беритесь... Безобразие... Мы будем жаловаться Мананникову..., - нормальное такое гражданское негодование.

Я быстренько включилась в работу, дала передохнуть Чижовой, приняв на себя гнев избирателей. Между делом мы с ней стали подсовывать чистые листики:

- Не могли бы вы... на работе... родных... соседей, уж, пожалуйста, помогите, сами видите - не справляемся... у вас-то точно хорошо получится...

Три дня шел поток. Мэрия выкинула трюк. Их давно все это раздражало, но когда началось паломничество, Индинок издал специальное распоряжение: не пущать! Его озвучили по радио и телевидению, но это только усилило напор масс. В будни, конечно, ничего сделать не могли: мешал рабочий режим мэрии. Да и на закон “о статусе депутата” можно было наткнуться. Зато, когда я пришла субботним утром, дверь была перекрыта. Меня пустили - побоялись скандала. А граждан - ни в какую! И я затеваю скандал. Звоню в Москву, звоню городским депутатам, звоню дежурному прокурору. И пока все проснутся и доберутся, сама дежурю в вестибюле, снимаю скобу с парадной двери и впускаю людей, периодически вступая “врукопашную” с мэрскими охранниками. Когда, наконец, выспавшись, лениво прибыл кто-то из депутатов, сопротивление, практически было сломлено, охранник устал со мной сражаться и, плюнув на дверь, уселся в своем углу. У меня же, как всегда, от перенапряжения дрожало все внутри.

За последнюю неделю собрали подписей почти в два раза больше, чем за предыдущие полтора месяца. Это была, пожалуй, самая мощная, трудоемкая, по-настоящему демократическая и хорошо организованная всероссийская акция “ДемРоссии”. И последняя... 18-го ноября “ДемРоссия” представила два миллиона квалифицированных подписей за проведение всенародного референдума по вопросу частной собственности на землю. Только наплевать на них вместе с земельной реформой было Ельцину. Важнее было в тот момент выяснить, кого народ больше любит: его или депутатов. Земельный вопрос так и не вынесли на всенародное голосование и мусолят до сих пор спекшейся думской кучкой.

По коронному “третьему вопросу” подписей мы собрали больше всего: тридцать три тысячи с хвостиком. И вновь, предъявив их депутатам, обратились к областному Совету с требованием назначить прямые выборы губернатора. И так же, как Съезд не учел пожелание двух миллионов, проигнорировав вопрос “о земле”, так наши депутаты не заметили три десятка тысяч подписей своих избирателей. Хотя все существовавшие Конституции и утверждали, что источником власти является народ, а депутаты в предвыборных обещаниях клялись быть верными народными слугами.

Готовясь к бою на Съезде, Ельцин потихонечку начинает стравливать пар оппозиции: освобождает от высоких должностей ряд демократических назначенцев. Уступает Панкратову главную в Москве милицейскую должность физик А.Мурашев, остается без работы Г.Старовойтова. На очереди, поговаривают, ненавистные Хасбулатову Полторанин и Бурбулис. Это настораживает, но особой реакции не вызывает - тактика. Когда же в конце ноября вдруг меняют шапку вместе с головой на “Останкино” - снимают Егора Яковлева, понятно, что это уже наезд. Председатель “Останкино” освобожден от обязанностей говорить правду - крупный заголовок в “Известиях”.

Через три дня как раз после этого, 29-го ноября, нас созвали в Москву на Форум сторонников реформ. По призывникам он мало чем отличался от апрельского Гражданского собрания. И все же отличие было! Резкое. Впервые за все многочисленные съезды, конгрессы и форумы, в которых за три года мне довелось участвовать и на которых бывал Ельцин, на входе стояли металлоискатели: обыскивали сторонников реформ. Вообразив себя Фанни Каплан, я прошла через раму, поставив сумку на барьер. После чего ко мне неслышно подошел молодой человек при галстуке:

- Что у вас в сумочке, откройте, пожалуйста.

- Бомба! - ляпнула и брезгливо подвинула, открыв замок.

Не рассмеялся и не отшутился в ответ, молча перещупал помаду, пудреницу, расческу и вернул, не извинившись. Обыскали первый раз в жизни. Все! С этой минуты была готова на дерзости.

На сцене и трибуну, и места для почетных гостей полукружьем окаймляет пышный газон из ярких искусственных цветов. Нарядно! А по периметру зала рассредоточились живым кольцом пятнистые мундиры. Тоже красиво - как лужайка. Первые три ряда оцеплены шнуром. До поры их охраняют Люда Стебенкова с Боксером, потом вперемежку с незнакомцами в штатском займет почетная демократическая гвардия Москвы. Нам удалось присесть на четвертом. Новосибирская делегация - человек семь. Двоих помню точно - мы сидели рядом и были в фокусе происшедшего инцидента. Это Мананников и Яша Савченко, студент-медик. Дело было так.

Когда на сцене расселась политическая элита и появился Ельцин, Яша сказал, мне и Мананникову:

- Когда начнет речь, я закричу про Яковлева.

- Пересаживаемся! - мгновенно включается А.П., - Яша, ты - между мной и О.В.. Главное - не допустить, чтоб вывели. О.В., если будут хватать через вас, помните, вы женщина - царапайтесь, визжите... Переводите все на себя. Слева я отобьюсь депутатским мандатом. Яша, ты руки не распускай - посадят. По швам! Ноги тоже. Сам - ни шагу. Пусть, в крайнем случае, выносят.

Под просторными сводами тишина. В филармонии и то кашляют. Здесь все замерли. Ельцин начинает. Наблюдаю за Яшей. Он готовится: регулирует вдох-выдох. Все! - ищет паузу... Ему кричать, а у меня перехватило дыхание. И вдруг, голос у Яши - будь здоров, трубным раскатом:  

- Яковлева - вернуть! Вернуть Яковлева!

Ельцин на секунду остановился, сдвинул брови... Зал вздрогнул, не зная, как себя повести. Все лица обернулись в нашу сторону. Кое-кто стал подниматься с мест. Сзади послышалось шипение, готовое перерасти во что угодно. Одиночные пятнистые перегруппировались в полный состав, изготовившись к мерам в шаге от нас. Все решил президент. Хмуро исподлобья кинул взгляд в зал и без комментария продолжил прерванную речь.

До конца первого отделения нас опекали. Но вскоре объявили перерыв, нельзя было дольше держать президента и членов правительства с людьми. Обитатели первых трех рядов окружили направляющегося к выходу Ельцина, стремясь своей преданностью загладить впечатление от дурного поступка приезжего дикаря. Но, в общем-то, линчевать Яшу не собирались. Издали и искоса поглядывали, не выражая чувств. Один только дядечка подошел и пожал руку:

- Да, молодой человек. Это поступок!

Удивительно, на том форуме, кроме сторонников и охранников, было полно журналистов: все телекомпании, все информационные агентства. И нигде, кроме французской “Русской мысли”, происшествие не было отмечено. А ведь защищалась свобода слова!

Седьмой Съезд народных депутатов открылся второго декабря хорошей подготовкой обеих сторон. Но врезался в народную память не альтернативными экономическими докладами “Гайдар-Хасбулатов” , а подзорной трубой, наведенной на классную драку: депутаты неистово тузят друг дружку. Трубу, шевелюру А.Шабада и рясу - нет Якунин, кажется, был героем другой, уже думской драки с Жириновским - показывали из передачи в передачу. Кадры долго пользовались успехом на экране. И неважно, с чего все началось, кто там был за кого, что за дракой слышен гнусавый голос спикера: “Защитите!” Главное - весело! Можно смеяться. Кто такие депутаты? Клоуны! И эта мысль стала методично вдалбливаться в головы избирателей. По сравнению с историческим значением той драки, ей-богу, меркнет напряженная борьба за сохранение Гайдара на посту премьера.

Запомнился еще, правда, демарш Ельцина: он буквально поставил часть депутатов на колени, заставив забыть об обязанностях перед избирателями и присягнуть на верность лично ему. Это произошло на восьмой день работы. Страна на несколько часов застыла перед дилеммой: Кому вы поручаете вывод страны из экономического кризиса - нынешнему составу Съезда и ВС или Президенту России? Кто знал правильный ответ на этот нелепый вопрос, который Ельцин задал в Обращении к народу? И кто из сделавших тогда выбор в пользу президента может сейчас ответственно подтвердить: да, Ельцин действительно вывел страну из кризиса? Зачитав обращение и покидая Съезд, президент приказал покинуть зал всем, кто его поддерживает. Вот здесь и определился костяк будущих расстрельщиков парламента. Прочно пристегнул их тогда царь к своему кафтану. Угодливо норовила подержаться за шлейф побежавшая за президентом свита. Из демроссийских депутатов в зале остался только Мананников.

Это припомнили ему на III съезде “ДемРоссии”. Демороссы съехались в Москву 19 декабря. Новосибирские, Томские и Кемеровские держались вместе. Мы хотели еще раз попробовать обновить политику движения, мучительно извивавшуюся за хмельной мыслью президента. Для начала новосибирская делегация, сделав резкий выпад против планов оргкомитета, вынесла на голосование предложение пригласить и включить в состав президиума Ю.Афанасьева. И большинство за это проголосовало. Марину Салье мне еще раньше удалось просто уговорить прийти. Афанасьев же наотрез отказывался. Теперь, уже с приглашением от съезда, я рванулась к телефону:

- Юрий Николаевич, съезд просит вас приехать и выступить.

- Я думаю, что не стоит, нет смысла.

- Юрий Николаевич, это неправильно, мы же хотели собрать съезд, вот он собран и вас ждет. Люди же из глубинки приехали, если вы не придете, им Боксер будет мораль читать.

- Ладно, я приеду, только бесполезно...

Мне еще раз показалось, что ему не интересно. Приехал ненадолго. Выступил, но реакция зала ему была безразлична. Покинул нас уже навсегда. В этот же день с горечью простилась с “ДемРоссией” и Салье.

После того, как Ельцин согласился на бесцветного Черномырдина, уступив оппозиции любимого демократами Гайдара, многие президентские сторонники были обескуражены. Окончательно получалось, что все - за одного, в нашем случае совсем не означало, что и один тоже за всех. В выступлениях эта обида сквозила. Но закоперщикам “президентской партии” хотелось выдержать на съезде линию преданности президенту как верности идее реформ. “Или ты с нами, или против нас” прозвучало в речи отца Глеба Якунина: он обвинил в вероотступничестве А.Мананникова, не бросившегося вслед за Ельциным из Кремлевского дворца. Политзек Якунин с трибуны давал наставления, “как свободу любить”, другому узнику совести. Семьсот шей развернули головы в направлении новосибирской делегации. И вот что сказал Манаников в ответном выступлении: Но, позвольте, Глеб Павлович, я Ельцину не присягал. У меня не было такой возможности ни в 1983 году, когда я три недели провел в самой вшивой из всех пересыльных тюрем - свердловской. Местный первый секретарь тогда успешно строил коммунизм. Ни позже в 1991, когда, прилетев в Новосибирск уже в должности Президента, он не нашел времени для встречи с местными антикоммунистическими организациями, поскольку был увлечен переманиванием сибирской номенклатуры под свои знамена.

Полагаю, ни Вам, ни мне не приходилось “шестерить” в лагерях. Зачем же быть “шестерками” в политике? То, чему мы действительно присягали и за что обещали бороться - это демократия. Господин Ельцин предложил на Съезде сделать выбор между двумя диктатурами - его личной (точнее, его свердловского номенклатурного окружения) и съездовской (точнее, общероссийского номенклатурного собрания). Хрен редьки не слаще. От такого выбора я отказался.  

На осуждающее большинство новосибирская “ДемРоссия” смотрела жестким, самостоятельным взглядом своего председателя. Мы продолжали укреплять собственную позицию, договорившись с земляками из Томска и Кемерова о проведении в феврале общесибирской конференции.

Заалевший в декабре короткой вечерней зарей политический успех В.Зорькина завершил 1992 год соглашением Ельцина с Хасбулатовым “О стабилизации конституционного строя в России”, предполагавшим проведение референдума по основным положениям Конституции. Вопрос о референдуме вообще-то еще не решен, он только муссируется в общественном сознании. “Быть или не быть” референдуму - тема газетных статей, интервью, “круглых столов”, “тайных вечерь”, заседаний депутатских фракций и разговоров в кулуарах Кремля.

Под самое Рождество мы с Мананниковым едем в Томск. Там собирается оргкомитет сибирской конференции “ДемРоссии”. На ней хотим еще раз поднять вопрос о созыве Учредительного собрания. Из Москвы приглашена только “раскольница” М.Салье.

Конференцию решили провести в феврале. Острых сюжетов на этот раз в Томске не было, встреча была дружественная и рабочая, обсуждали вопросы будущей повестки. Больше поездка запомнилась смешной ситуацией, в которую попала в рождественское вечернее застолье.

Приезжих традиционно разместили в бывшей обкомовской “Октябрьской” гостинице, где я жутко замерзла. Свежо было и в небольшом банкетном зальчике, уставленном сверкающим холодом хрусталем. Туда нас пригласили отужинать замечательно гостеприимные томичи. За столом - человек пятнадцать, скатерть белая уставлена закусками, чего только нет - даже варенье в вазочках! Холодная водка в запотевших графинах. В предвкушении погреться все шумно усаживаются. Я начинаю нервничать. Дело в том, что теперь почти, а тогда совсем, не пью водку. Думаю, может, принесут хоть что-нибудь другое? Не несут. Заменить нечем, нет даже минералки. Все пьют - я ем. Не жаловаться же! Люди малознакомые, скажут, какая капризная... Все бы ладно, не обязательно, в конце концов. Но по кругу нужно что-то сказать с поднятием рюмки. Круг большой, речи длинные. Говорят что-нибудь строго демократическое. Наелась. Настроение портится. В рождественский вечер, в холоде, одиноко трезвой - становится себя убийственно жалко. Уже жалею, что не проглотила эту отраву с первым же тостом, не знаю, как и зачем сидеть дальше, уйти - нехорошо... Пока я так думаю, приближается моя очередь держать слово: никто ведь не в курсе моих проблем. Я занервничала сильнее - что же делать? И тут меня спасает варенье... Черпаю ложкой, быстро забалтываю им водку - гадость готова. Мананников смотрит недоуменно:

- О.В., зачем портите добро?

Пока экспериментировала в алхимическом процессе, пытаясь облагородить “огненную воду”, не успела подготовить речь. Хоть плачь! Ну, и пусть, думаю... рождественский это вечер или нет!? И спасаюсь от серьезной политической публики запрещенной “дамской штучкой”:

- За любовь! - опрокидываю вовнутрь свою смородиновую.

Моя не по теме выходка, однако, имела успех. Про Учредительное собрание больше не вспоминали. Разговоры пошли веселее. А я, наконец-то, согрелась.

Учредительное собрание... На сто рядов высмеянная большевиками “учредиловка”. В январе 1993 года исполнилось 75 лет с того момента, как “Караул устал!” и выгнал “учредителей” из Таврического дворца. Либеральная российская интеллигенция все чаще стала вспоминать, царь-де и брат его Великий князь Михаил отреклись от престола не просто так, а в пользу Учредительного собрания, которое и должно было решить, какому государственному устройству быть в России. И, чтобы восстановить прерванную большевиками легитимность власти, необходимо вернуться к этой идее как единственно верному способу принятия новой Российской Конституции.

В год 75-летия разгона 20 января по инициативе апологетов УС, его самой одержимой и последовательной сторонницей была М.Е.Салье, решено было в том самом Таврическом дворце Санкт-Петербурга провести научно-практическую конференцию под общим названием “Развитие конституционного процесса в России”, а в частном назначении посвященную приснопамятной “учредиловке”. В подготовке и работе принимали участие известные ученые-историки, общественные деятели, видные демократические депутаты.

Меня на это собрание пригласила Марина Евгеньевна. Летела в Питер, признаться, с некоторым волнением. Смущало не предстоящее событие: привыкла за эти годы и бывать, и выступать на многолюдных общественных мероприятиях. Будоражила мысль о том, что предстоит переступить порог Таврического дворца. Никогда не бравшая в поездки на “народные сходы” ни лишней переодевки, ни обуви, в тот раз торжественно сложила в сумку парадные туфли и черный бархатный костюм. Мне казалось, если ступлю на дворцовый мрамор в сапогах, буду, как бежит матрос, бежит солдат, стреляют на ходу... Хотелось пройти рядом с историей на каблуках и в бархате.

Не так, оказалось, все просто. Незадолго до этого легендарное здание отдали в распоряжение Хасбулатова под Межпарламентскую ассамблею СНГ. Никто не знает, кем и чем были заняты дворцовые палаты между заседаниями, ассамблея собиралась редко - дел общих у союзных республик уже не было. Скорее всего пустовали. Но российский и снг-овый спикер слышать не мог даже аббревиатуры УС. Оно грезилось ему наверно в самых страшных ночных кошмарах, а всякое упоминание вызывало непреодолимую, болезненную тошноту: в ключах организаторам дворецкий отказал без объяснений. Не помог и всесильный в Питере Собчак - пришлось конференции срочно перебазироваться в Мариинский. Тоже дворец. Там тоже было красиво, но он не имел исторического отношения к нашему событию. Историей вновь распорядились по-матросски: Хасбулатов, не мудрствуя, просто замкнул ее в Таврическом.

Конференции, семинары, собрания, посвященные Учредительному собранию, прошли и в Москве, и в Томске, и в других университетских городах. Газеты опубликовали открытое для подписей Обращение интеллигенции, считавшей, что УС - путь преодоления политического кризиса. Его подписали В.Бакатин, С.Говорухин, Г.Каспаров и др. Полузабытую идею востребовало время, она обретала свежее дыхание.

Но главные участники политического противостояния, не демократы и коммунисты, а именно Ельцин и Хасбулатов вовсе и не стремились выводить страну из политического кризиса. Напротив, углубляли его с двух сторон всемерно: президент - лобовыми экспромтами, оппонент - виртуозно манипулируя депутатами с помощью процедуры, спикерского кресла и микрофона, не отказываясь, однако, и от прямых действий. Ельцин, полагаясь на силу харизмы, продолжает настаивать на референдуме и отказаться от него согласен только при одном условии - парламент принимает его вариант Соглашения. В газетах это почему-то называлось, что президент готов к компромиссу. Хотя фактически он требовал полноты власти. Хасбулатова не любили, и референдум для него - “риф в тумане”: лучше бы обойти. Поэтому он начинает маневры.

Новосибирск к тому времени все более приобретал черты “центра оппозиции”. Тому были объективные причины. Полностью дотационная экономика - осевшая еще с войны “оборонка”, три академии наук, убыточное сельское хозяйство - терпела стремительный крах. Отсюда - огромной силы социальное недовольство. Сохраненная Ельциным в управлении областью партноменклатура мало того, что не рвала жилы над реформами, наоборот изо всех сил консервировала обстановку в надежде на реванш. Да еще исподтишка натравливала народ на демократов. Укомплектованный и подзуживаемый той же номенклатурой областной Совет для полноты картины громогласно исполнял антипрезидентскую симфонию. Демократическое движение, мощное в оппозиции к Съезду и к местной власти, как уже не раз подчеркивала, достаточно критически относилось и к действиям Б.Ельцина, и к огульно поддерживающим его общественным начинаниям. Поэтому неудивительно, что местом для проведения общероссийского “Совещания руководителей региональных органов представительной власти” Хасбулатов избирает Новосибирск.

В двадцатых числах февраля под сирены и мигалки ГАИ, под шампанское и коньяк администрации российские Советы съезжаются в Новосибирск. Фактически это была первая попытка Хасбулатова организовать для себя дополнительную, кроме Съезда, точку опоры: что-то вроде президентского Совета глав республик.  

Утром, как раз в день начала “партсобрания”, мы с Мананниковым застряли в аэропорту “Толмачево”: прилетели из Томска. Конференция, которую задумали еще на декабрьском III съезде “ДемРоссии”, с нашей точки зрения, прошла неудачно. Чувствуя усиление сибирской самостоятельности, спасать “ельцинизм” в восточной России прибыли отец Якунин да сын Пономарев. Нетрудно было внести смятение в умы, рассказывая московские страшилки про Хасбулатова и Руцкого и призывая к псевдоединству в демрядах, поэтому результат получился нулевой - расколоть нас не удалось, но и ядра демократической оппозиция в Сибири не получилась. Движение продолжало слабеть.

В Новосибирск прилетели ранним рейсом, А.П. спешил попасть на Хасбулатовское совещание. Но в нем, похоже, там не особо нуждались. Машину в аэропорт я заказала еще из Томска. Гараж областной администрации у нас , как везде и всякая обслуга власти, четко работающая служба. Но, обслуживая депутата в родном округе, она иногда давала странные сбои. Самолет прибыл вовремя, а машина - нет. Звоню в гараж, узнать, в чем дело.

- Машина вышла, номер такой-то, - отвечает диспетчер.

Езды до Толмачева - полчаса. Проходят. Звоню снова - машина вышла. Мы бы уже уехали на чем-нибудь, если бы не это обнадеживающее “машина вышла”. А.П. был спокоен, волновалась жена Мананникова - Лиля. Корреспондент радио “Свобода”, она ездила с нами в Томск, а теперь торопилась попасть на форум российской оппозиции. Таким образом, мы проторчали в аэропорту полтора часа. Пока доехали, забросили домой вещи... На всяком публичном мероприятии самое главное - это начало. И хоть особенного там ничего не могло произойти, опоздание Мананникову на всякий случай обеспечили.

Бурные прения по вопросам большой политики отвлекали, но не затмевали сознание настолько, чтобы забыть главную нашу политическую доктрину - выборы областной власти. Что отдельно взятая демократическая Москва - это, отнюдь, не есть вся Россия. И что обещание Ельцина насадить демократию по территориям из центра постепенно после стабилизации экономики, так же ущербно, как и мечта построить коммунизм   в отдельно взятом государстве с последующим распространением его по миру. Поэтому основной задачей по-прежнему ставили перед собой преодоление моратория на выборы губернаторов. И старались использовать для этого малейшую возможность повлиять на ситуацию.

Новосибирский облсовет на 11 апреля назначил в себя довыборы - оставалось еще с 90-го года восемь вакантных мандатов. После отъезда О.Ворова в Австралию, у “ДемРоссии” остался всего один областной депутат.

- Выдвигаем кандидатов по всем округам и начинаем кампанию, - сказал А.П.

У многих это решение вызвало сомнения:

- Сейчас? Демократическая волна на спаде... лучше не лезть... проиграем.

- На волне в депутаты проходит и вообще плавает, известно что. Стоящие кандидаты выигрывают выборы сами, скорее образуя волну, - ответил А.П., - вопрос в том, сколько найдем стоящих.

Это действительно был вопрос вопросов. Ряды редели. Кто-то отказывался, ссылаясь, как уже сказано, на конъюнктуру момента, кто-то просто не подходил по личным качествам. В конечном счете людей-таки подобрали на все восемь мест. Мне достался округ - 12 тысяч избирателей - в Железнодорожном районе, это район в центре Новосибирска.

Процедура выдвижения и регистрации кандидатов тогда все еще оставалась довольно простой: организация направляла протокол о выдвижении, и этим все ограничивалось. Одна за день развезла бумаги, оформив кандидатские удостоверения всем выдвиженцам. Не могу сказать, что на этот раз в комиссии встретили так же ровно, как в первые мои выборы. Теперь я уже была известна “немыслимой” в чиновничьем большинстве дерзостью к начальству, приближенностью к нестандартному Мананникову, к тому же никто не догадывался, что я трусиха. Поэтому откровенно рассматривали, пытаясь увидеть когти, клыки и пистолеты за поясом.

До начала избирательной кампании пришлось еще съездить на первый после III съезда пленум “ДемРоссии”. Он прошел в Нижнем Новгороде в последние дни февраля. В Нижнем побывать хотелось, посмотреть воочию на восхваляемые прессой немцово-явлинские чудеса. Борис Немцов становился популярной фигурой. Из него стараниями журналистов быстренько лепили образ современного Стаханова: “ударник” на передовой реформ.

Демроссийская мощь шла под гору, влиятельные лица отворачивались, слабела финансовая поддержка. Все труднее было собирать дорогие многолюдные собрания. Начинали экономить. В Нижнем нас расселили уже не в приличной, как бывало, гостинице, а в задрипанном Доме колхозника. Это было жуткое заведение, которое знавал неновым, наверно, еще Алеша Пешков, с нескончаемой длины коридором и общим, как в старинном пионерлагере, на двадцать раковин М-Ж умывальником. Морозный, ветреный февраль сквозил в щелястые окна нумеров, пробираясь под серое с темно-синими полосками по краям казенное одеяло. Первые впечатления складывались не в пользу нижегородских реформ. Но было одно бесспорное удобство: Дом колхозника, как и полагалось, территориально принадлежал колхозному рынку. А там уж было на что поглядеть! По крайней мере, по сравнению с новосибирскими базарами. Не знаю, что смотрело на меня из торговых рядов - обилие волжской благодати или результаты годовой деятельности молодого губернатора, но на сибирских прилавках не было тогда такой розовой отечественной ветчины; кроме минтая, такой крупной, истекающей жиром рыбы. Хоть Обь, как специалист знаю, многоводнее Волги будет. Главная же достопримечательность - цены: они были значительно ниже наших. В эти первые годы экономических перемен я бывала во многих местах России. Через два года снова пришлось навестить Нижегородскую губернию, так что наблюдала результативность стараний Б.Немцова в пространстве и во времени. Но об этом отдельно и чуть позже.

Перед началом пленума губернатор-хозяин выступил с гостеприимным приветствием, сразу слегка дистанцировавшись от политики. А потом... Потом - наша последняя попытка изменить политический курс движения. Было намерение избрать Мананникова сопредседателем “ДемРоссии”. Согласия достигли с Питером, Ставрополь и Курск были с нами. Конечно же - Кемерово и Томск. Даже Свердловская колыбель Ельцина качалась в нашу сторону. Но грудью на своих рубежах стояла Москва, и, что самое главное, московская группировка командовала президиумом. В президиуме - бессменные Пономарев-Якунин и сама по себе, напрямую никого не поддерживающая Старовойтова.

Нервничаю. Уже двенадцать - Мананникова все нет, а я записала его на выступление, и очередь подходит. В этот раз мы добирались порознь: я - вместе со всеми вечерним поездом, он - утром самолетом. Аэрофлот, как часто бывает, подводил.   Буквально за два человека до того, как объявят выступление, и когда я уже перестала ждать, наконец вижу его в проходе вместе с камчатским депутатом Засухиным. Садится рядом.

- Это вам подарок, - протягивает яблоко, - Как ваши дела? Что здесь происходит?

- Какие дела, когда вам через полтора человека выступать! Где вы летаете до сих пор?

- Известное дело - рейсы иногда задерживаются. О чем будем говорить, в смысле, о чем еще не сказали?

Я только успела вкратце пояснить, что к чему, как Пономарев пригласил его на трибуну.

Мананников сказал все коротко и правильно. Что референдум нужен. Что самым важным вопросом референдума должен быть вопрос об Учредительном собрании, и, конечно же, когда собрано больше двух миллионов подписей, земельный вопрос. И если уж стоит вопрос о недоверии Съезду, то рядом должен стоять вопрос о досрочном прекращении полномочий президента, поскольку и та, и другая ветвь власти законно избранные. А по-хорошему, прежде, чем разгонять обе, следует принять новую Конституцию и только потом назначать новые выборы. И что, если “ДемРоссия” будет твердо придерживаться этой позиции, число ее сторонников снова начнет расти, и у движения с его налаженной сетевой структурой появится шанс стать сильной партией парламентского типа. Если же мы по-прежнему будем метаться, обслуживая политические заготовки, скорее даже не президента, а его номенклатурного окружения, нас как политическую силу ждет скорая и бесславная кончина.

В тот день были интересные выступления, было сказано много правильных слов. Казалось, они были услышаны. Но это только казалось. По результатам голосования обновить руководство не удалось. Более того, по моему мнению, нижегородский пленум окончательно выдавил из “ДемРоссии” костяк движения. После него осталась все еще большая, но уже совершенно политически аморфная масса, готовая за копейку внимания прислуживать властной элите, называющей себя демократами.

В острых перипетиях VIII и IX Съездов народных депутатов, решающими будет или нет референдум собственная задача - выборы в областной Совет - нисколько не теряла значимости. Когда же в конце марта стали известны вопросы, предлагаемые народу и ничего общего не имеющие со “стабилизацией конституционного строя”, а всего лишь выясняющие, кого больше народ жалует - Ельцина или депутатов, и наоборот раскачивающие строй, второстепенное, казалось бы, дело - победа на местных выборах - приобрело и вовсе главенствующее значение. Референдум превратили в ромашку, и играть с властью в “любит - не любит, плюнет-поцелует” не хотелось. Мананников сообщил своим избирателям по телевидению, что новосибирская “ДемРоссия” рекомендует ответить на все вопросы “да”, в том числе и о досрочных президентских выборах, и мы занялись своим делом.    

В моем округе - четыре соискателя. Выборы по старому закону проходили в два тура. Первый был назначен за две недели до референдума, поэтому опасались, что в суматохе предстоящего всероссийского мероприятия люди просто не заметят 11 апреля. Агитация скромная - средств нет, да и не играли они тогда большой роли. Моим доверенным лицом был Ю. Гриценко, верный товарищ еще по травкинской партии. Он же - главным сочинителем, расклейщиком и разносчиком листовок. Помогали несколько добровольцев. В основном - давние друзья. Как сейчас помню, пришли Рая Миронова вместе с мужем, Анатолий Съедин - однокашник моего мужа еще по университету, наполнили листовками две огромные сумки и несколько вечеров без устали, не жалея ни ног, ни времени, ходили по подъездам, раскладывая их по почтовым ящикам.   В то время много значили имена и полемические способности: TV проводило бесплатные предвыборные дебаты. Чистая реклама за деньги обрушится на избирателей только, полгода спустя, на думских выборах. А тогда народ еще шел на встречи с кандидатами. Одна запомнилась.

Проходила она в ДК железнодорожников. Человек сто пятьдесят, довольно много для небольшого округа, заняли места. Кандидаты - на “лобном” месте. В тот вечер мне было жарко. Перед началом оглядываю аудиторию. В большинстве - культурные, интеллигентные пенсионеры. Вижу и несколько знакомых “сумасшедших”, запомнились как завсегдатаи приемной Мананникова. На первом ряду егозит маленькая, хрупкая женщина непонятно скольких лет, ей явно не терпится. В уме просчитываю ситуацию: люди ведут себя естественно, явно - не подставные, сами пришли... не доброжелатели, точно, будут голосовать против... нравиться бесполезно... чем резче, тем лучше. Мой основной соперник, и он здесь на этой встрече, профессор из НИИВТа, его выдвинула набирающая силу КПРФ. Приличный имидж, пол, возраст - все на месте, и это его сторонники заполняют ряды. Казалось бы, общайтесь себе на здоровье. Какое там! И началось...

- Я вообще-то живу не здесь - в Дзержинском районе, сама голосовать не буду. Но специально приехала сказать, чтобы все голосовали против вас, - урвала, наконец, минутку пожилая егоза из первого ряда.

- Кто ваши отец и мать? - вопрос со значением задает, похоже, учительница на пенсии.

- Что вообще такого сделал этот Манаников, чтобы быть депутатом!

- Американский шпион! Развратник! Враг народа! Уголовник! - отдельные выкрики.

Чувствую себя, как, наверно, гроссмейстер, дающий сеанс одновременной игры: шашечки - клеточки, черное-белое и любопытные взгляды, как, мол, выкрутишься. Начинаю ходить с последней доски:

- Все вопросы к Мананникову, хоть они и не имеют отношения к нашей с вами встрече, я берусь передать депутату, только, пожалуйста, задавайте их в письменном виде. А под оскорблениями не забудьте подписаться, чтобы знать, кого привлечь к судебной ответственности.

Это только раззадорило публику. Тщетно пытается ведущий отвести от меня внимание и направить на другие объекты президиума. Собственно, меня тоже не видят и не слышат. Никого уже не интересует, кто такие мои мама с папой: идет нескончаемый поток риторических монологов. Иногда удается вклиниться, но после еще сильнее звучит “правда-матка”, еще резче рубят воздух морщинистые руки, сражаясь после драки кулаками за родную КПСС. Продолжается все это уже третий час, но не остановить! Вот уже спорщики сцепились между собой: кто-то кого-то хватает за шарф... И тут находчивая администрация ДК выключает свет в зале. Это мгновенно всех урезонивает. Еще некоторое время, правда, дискутируют в фойе:

- Во! мы ей дали... Жаль, Мананникова не было, я б ему такое сказал...

Все это нисколько не огорчает. Давно заметила, что на встречи с кандидатами приходят обычно самые яростные противники. И если их много и нападки резкие, значит потенциал избирательского интереса высокий, значит не меньше есть и сочувствующих. А что высказываются резко - пусть, лишь бы искренне.

На выборы 11 апреля избирателей пришло не так уж много - около 20%. Невысокая явка вполне объяснялась тем обстоятельством, что кампания была локальной - всего восемь округов. Это когда всероссийское мероприятие и задействованы масштабные личностные авторитеты, образуется вихрь общего интереса и захватывает для участия огромную массу людей. А выборы местных депутатов всегда будут обеспечиваться малым количеством голосов. Но результат победы на тех выборах был убедительный даже при такой низкой активности: число проголосовавших за меня в два раза превосходило сторонников профессора-коммуниста. Поэтому, когда, в последние годы проигрывая на областных и городских выборах, демократы утверждают, что победы нет, потому что явка низкая - “наш избиратель” де не пришел, такие аргументы кажутся слабыми. Закономерно возникает вопрос: почему не пришел?

Второй тур голосования, который определял окончательный итог, был назначен на 25 апреля и совпадал с референдумом. Особо в агитации не напрягалась. Этот промежуток времени совпадал с пасхальной неделей. Помню, Юра Гриценко сочинил замечательный, светлый такой, поздравительный текст от моего имени и расклеил скромные черно-белые простым некрупным шрифтом напечатанные листовки на дверях подъездов. Да Мананников в телевыступлении призвал избирателей поддержать кандидатов от “ДемРоссии”. Вот, пожалуй, и все. Результат фактически был предопределен, и нас больше волновало уже другое.

Все обращения в областной Совет провести вместе с референдумом областной опрос о необходимости губернаторских выборов, как я уже говорила, упирались в стену глухого скорее неприятия, чем непонимания. Поэтому в депутатском TV-эфире за несколько дней до референдума Мананников призвал избирателей на оборотной стороне третьего бюллетеня, в котором спрашивалось нужны ли досрочные выборы президента, рукописно потребовать срочных выборов губернатора.

Понятно, что это не имело юридической силы, он рассчитывал исключительно на общественный резонанс. Боже! Что после этого началось! По радио и TV завыступали представители администрации, избиркома, всевозможные юристы... Договорились до того, что такие бюллетени будут признавать испорченными, рассчитывая, что законопослушные граждане вроде гимназистов-отличников испугаются государственной двойки в нечаянно залитой чернилами “прописи” по чистописанию. Но ведь троечников, которые не боятся удивлять учителей кляксами, гораздо больше.

Подсчет “испорченных” бюллетеней можно провести только на тех участках, где есть наши наблюдатели, к тому же только в том случае, если окажется лояльный председатель комиссии. И наблюдатели - далеко не везде, и председатели расположены больше к начальству, чем к непокорному депутату. Поэтому результаты эксперимента удалось получить примерно с 10% участков. Они были неровные: от 5% до 35% избирателей в разных местах, пришедших в Новосибирской области на референдум в апреле 1993 года, не поленились перевернуть листок бюллетеня, сформулировать и собственноручно написать требование скорейших и прямых выборов главной персоны, олицетворяющей власть в области. Конечно, никто с этим и не думал считаться. Так и лежит похороненная где-то в архивах народная инициатива. Как впрочем, и тридцать три тысячи подписей под таким же требованием с адресами и фамилиями, собранные новосибирской “Демроссией” еще за полгода до референдума. Право на самостоятельный выбор президент выдал нам лишь через два с половиной года. Но и получил в ответ за такую оттяжку в новосибирские губернаторы совсем не того, не холуя, которого ему прочили. А освободи народную волю вовремя, глядишь - получил бы сторонника реформ. Когда президентские “демократы” оглядываются на пройденный политический путь и удивляются, где это они растеряли соратников - вот , пожалуйста, одна маленькая из многочисленных ям, в которые оступались, разбивали носы и марали свое демократическое обличье. Неча на зеркало пенять... теперь.

Мой результат во втором туре повторял первый: в два с лишним раза голосов больше, чем за профессора от КПРФ. Победа досталась также Я.Савченко. К сожалению, проиграл в Кировском районе Олег Ткаченко: у него был не идеологический, а номенклатурный соперник - глава районной администрации. Наши наблюдатели отметили и очевидные нарушения закона при голосовании, а по впечатлению самого О.Ткаченко, кандидат в предвыборной борьбе, не стесняясь использовал служебное положение.

Поздно ночью, когда в комиссиях подсчитали все бюллетени и стали известны итоги, Мананников подвозил меня домой. По дороге не столько обсуждали победу, сколько строили планы.

- Теперь вас в облсовете трое, полномочия - еще два года, плюс приличная организация... Можно кое-что успеть. В первую же сессию вы должны... - говорил А.П., прощаясь: утром он улетал в Москву.    

Народ избрал нас до марта 1995 года. Президент огнем приказал сдать мандаты через пять месяцев.