Еще задолго до происходящих событий я получила приглашение от Фонда Фридриха Науманна участвовать в международной женской конференции “Либерализм завтра”. Она проводилась по линии INLW - международная сеть либеральных женских организаций - и должна была начаться в С-Петербурге первого октября. Кроме того, на последние выходные сентября был назначен пленум “ДемРоссии”, поэтому в Питер направлялась через бунтующую столицу.

Из Внукова поехала прямо в Белый дом. Второй переворот переживала я возле этих стен. Та же лестница с набережной к парадному подъезду, те же елки внизу. Настроение, разве что, не то. На этот раз вход в парламентскую обитель не перекрывали, и даже наоборот, чем ближе к октябрю, тем свободнее он был. Мананникова застала в своем кабинете:

- Это хорошо, что приехали. Сейчас найдем, чем вам заняться.

- А.П., вы на Съезде были?

- Да, зарегистрировался, - усмехнулся, - похоже “желтые звезды” будут нашивать именно по этому признаку.

- Может быть, не стоило? Кто еще из наших там?

- Почему? Не он меня сюда привел, не ему и указывать. В депутаты мы наравне избирались, мой округ не меньше был. Из наших - многие. Я был с Богаенко, Виноградова там, Тарасюк... Хотя здесь тоже форменная дикость... Суетятся... Назначают министров...Руцкой - президент... Смешно!

- Что делать будем?

- Жить дальше. Снова избираться... Доказывать народное доверие, не лизать же ему ботинки! Муху снимать будут - это факт. Маловероятно, что Ельцин сейчас решится избирать губернаторов, но попытаемся. Будем настаивать на своем. Готовьте выступление и проект резолюции на эту тему, попробуем пробить послезавтра на “ДемРоссии”, там много президентских людей будет, авось, услышат. А я еду в Кремль, Филатов зачем-то собирает, попробую ему про выборы нашептать.  

Набросав текст из вызубренных в течение двух лет “борьбы за выборы” слов и аргументов, пошла бродить по коридорам. Кругом видны следы бегства. Постояла со знакомым аппаратчиком, выясняя обстановку: ядро оппозиции заседает, Руцкой пишет указы, формирует правительство, а Кремль сманивает с корабля команду, раздавая послушным депутатам “места” на Старой площади.  

- Ну, и кого куда?

- Медведеву сегодня кабинет в ЦК выделили. Он теперь ответственный по работе с территориями.

Мысль пришла в голову неожиданно, можно сказать, от отчаяния:

- На фиг, все эти резолюции! Кто их читает? Сколько за два года написано, отослано - ни с места. Бесполезно - у них свои правила. Снова назначат из “бывших”. Нужно найти Медведева. Раз уж он поставлен на территории, пусть работает.

Советоваться не с кем - Мананников не сказал, когда вернется. Да и знала, не одобрит, поэтому ждать не стала, решила действовать на собственное усмотрение. Разыскать телефон “управляющего” регионами, связь в БД еще работала, не составило труда. Дозвонилась. Так и так, мол, депутат из Новосибирска, сами знаете, какая у нас там ситуация, нужно поговорить.

- Приезжайте, пропуск будет заказан.

Не теряя времени, помчалась на Старую площадь. Никогда в жизни до тех пор даже близко к неприметному с виду зданию не подходила и сразу слегка растерялась среди многочисленных тихих подъездов. Наконец, открыла дубовую дверь под нужным номером и вошла. Да! Это тебе не демократичный Белый дом на площади недолгое время Свободной России, где двери без конца хлопают, где на входе простой мент в фуражке с околышем, где всегда кишит народ и кипят политические страсти. Здесь порядок! Безликий человек в сером костюме за “конторкой” сверил фотографию на документе с оригиналом, потом - фамилию со своим списком и вежливо пропустил. А дальше по коридорам до самого кабинета - полное безлюдье. Аж страшно!

Меня ждали:

- Ну, что там у вас в Новосибирске происходит?

- Это всем известно - “восстание”.

- А народ?

- Безмолвствует, в основном. Что не ликует - это точно. А какие ваши планы?

- Снимать будем, ясно. Указ готовят.

- Это понятно, потому и пришла. Боюсь, назначите на час калифа, нас замучите и сами замучитесь. Помогите возглавить область хорошей головой, вам воздастся.

- Кого же имеете в виду?

- Мананников Алексей Петрович, депутат по национально-территориальному, образование высшее экономическое ..., - даю исчерпывающую характеристику.

- Да, знаю я все, что вы мне рассказываете! Рассматривали. Вряд ли подпишут..., - засомневался собеседник, - по мнению представителя президента, не справится с обстановкой.

- Манохин вам из бомбоубежища справки посылал? Рассказывают, он в погребе отсиживался, когда “обстановка” создавалась.

- А как вам Индинок? Мы получили телеграмму, его рекомендуют директора, больше тридцати подписей.

- Давно подсиживает. Ну, молодец! У Мухи еще “ноги не остыли”, еще не сняли, а он уже выдвижение себе соорудил. Товарищ по партии, называется. Наш демократ, впрочем, тоже из того же теста...

- Да, и Манохин его тоже рекомендует, - не понял мою реплику про “товарищей по партии” Медведев.

- Манохин в 91-м тоже рекомендовал, теперь, вот, снимаете.

Дальше разговор пошел по кругу и я поняла, пора уходить: этот ничего не решает, только бумаги готовит. Вернулась в БД. Решила зайти с другой стороны. Разыскала по телефону Б.Денисенко. Кемеровская область... соседка, должна посодействовать.

- Бэла Анатольевна, у нас Муху снимают. Давайте Алексея Петровича сделаем губернатором: выборов, похоже, еще сто лет не будет.

- А что нужно?

- Думаю, аппаратные фокусы. Я только что со Старой площади, поняла, как это делается: кого не нужно - оговорить, кто угоден - организовать рекомендацию с подписями. Подметным делом заниматься не будем, а рекомендацию, подписанную депутатами, послать Ельцину - не повредит. Человек тридцать, если бы вы смогли организовать, было бы хорошо.

- Не думаю, что это будет очень трудно: Алексея хорошо знают. Завтра мы собираемся обсуждать проект “Положения о выборах”, и сделаем это.

В тот день я была в БД последний раз. Близился вечер. Дел больше не было, я просто ждала Мананникова. Еще было электричество. Еще давали кофе в буфетах. Еще была в ассортименте замечательная, нигде такой больше не ела, белодомовская выпечка: булочки и слойки, рогалики и пирожки, всевозможные кренделя и воздушные пирожные. Но коридоры пустели. Из кабинетов изредка выскальзывали депутаты, стыдливо прижимая к себе пакеты, свертки, и торопливо коридорами уходили к выходу. Видно было - пакуются, сворачиваются, сдаются. В одном из холлов присела с газетой в кресло. Через некоторое время в пустующее рядом со мной опустился паренек лет шестнадцати, а на колени ему плюхнулась таких же примерно лет девчонка. Примета тех дней - по внутренностям БД бродила случайная, шалая молодежь. Не видела я там “организованных бойцов”, о которых рассказывали на пресс-конференциях представители Кремля. А эти недоросли запомнились. Они курили почему-то одну на двоих сигарету, наверно это обостряло обстановку революционной романтики и говорили между собой, не обращая внимания ни на кого вокруг. На моих глазах начинался роман. Дан приказ: ему на запад, ей - в другую сторону.

- Натаха, ты родителям сказала, куда пошла?

- Записку оставила, если б сказала - заперли бы!

- А я матери из автомата позвонил. Будем здесь всю ночь?

- Если не выгонят!

Таких ребят трубадуры президента потом называли “вооруженными до зубов” бандитами. Я не стала им мешать и поднялась. Навстречу попался О.Безниско - помощник депутата В.Лукина, будущей серединки “Яблока”. Мы хорошо знакомы по “ДемРоссии”: Безниско был иронически знаменит как ревностный блюститель законности и процедуры. А на самом деле - просто честный парень, которому претят интрига и политиканство. Обрадовались друг другу, зашли к нему, сварили кофе, грустно посетовали:  

- Олег, как уродливо все кончается!

- А черт с ними со всеми! Займусь снова физикой, там, во всяком случае, законы соблюдаются!

С тех пор его не видела и не знаю дальнейшей судьбы. Вернувшись в кабинет, застала Мананникова за столом, перекладывающим документы:

- Я вас потерял, где вы пропадаете?

Рассказала о своих инициативах и дневных похождениях.

- Зря вы это затеяли: во-первых, я намерен все-таки избираться, а не назначаться, а во-вторых - ничего не получится. У них другая проба. Ну, ладно, поехали отсюда, там на улице что-то затевается, - и, нехотя собирая бумаги, - жаль, бросать работу, немножко не успел закон довести до ума. Кое-что нужно забрать, разграбят ведь, а может когда пригодиться.

Сложив все в мою дорожную сумку, с которой утром приехала из аэропорта, уже глубоким вечером мы вышли из здания. Белый дом был оцеплен спецназом. На подступах к метро - столкновение. И снова, как два года назад, воинственнее всех пожилые люди. “Откуда в немощи берется такая агрессивность?” - задавалась вопросом снова и снова, глядя, как безумно сверкают впалые глазницы, беззубые рты изрыгают проклятия, как настырно наскакивают на прозрачные щитки, которыми закрываются от них мальчики в шинелях. Зачем в который уже раз власти сталкивают старость с юностью? Со стороны это выглядело даже комично: внуки утихомиривают разбушевавшихся бабушек. Но было бы смешно, когда бы не было так грустно!

Пленум “ДемРоссии”, открывшийся 25 сентября, напомнил мне институтские собрания, которые проводили, если политбюро решало всенародно поддержать какую-нибудь колониальную борьбу или осудить, к примеру, израильскую агрессию. Но в отличие от тех собраний, здесь не было здорового внутреннего скепсиса. С трибуны наперебой с пафосом и в тоже время искренне рапортовали по поводу Указа № 1400: поддерживаем, приветствуем, одобряем. В душе было все хуже и гаже. Не было мне места среди теток под плюшевыми знаменами, все теснее становилось и здесь. Порадовал только один выступающий. Во многих вопросах были мы единомышленниками с Е.Бородиным, ставропольским областным депутатом, сошлись и здесь.

- Не поддерживает наша организация, - сказал он, - нарушение Конституции, от кого бы оно ни исходило. Пусть даже от президента. Перед законом равны все!

Помню, как после этих слов от неожиданности зашевелились в президиуме усы у В.Волкова, он только-только устроился в президентской администрации, сам не свой был от успеха и совсем не понимал, почему упрямый ставрополец не так же счастлив, как он. Здесь он был, как раз проследить, чтобы все было o`kay.

Поднимаясь на трибуну, решила вообще исключить из выступления отношение к Указу и полностью посвятить его более конкретному вопросу. И вкратце осветив обстановку в Новосибирске, сосредоточилась на том, чтобы убедить пленум принять обращение к президенту с требованием провести в Новосибирске выборы губернатора, до них же назначить исполняющим обязанности Мананникова. Но вскочил и задергался черной головой Боксер:

- Он против Ельцина! Он на съезде зарегистрировался! Его исключить из “ДемРоссии”!

- Как-то странно все в ваших мыслях перемешалось, г-н Боксер. Мы не против Ельцина, а против незаконных действий. Но это совсем не означает, что мы против реформ. А сейчас я говорю вообще о другом: Новосибирской области нужен хороший губернатор. Вот о чем речь, а вы счеты сводите: за нас - не за нас, - парировала оголтелость.

Тем не менее, Боксер сделал свое дело. Пленум обращение с требованием выборов принял, но второй пункт о назначении Мананникова исключил, отомстив нам за вольнодумство. Черт с ними! Я поторопилась печатно оформить и официально заверить хотя бы то, что удалось, и успела уже на выходе сунуть текст Волкову, взяв с него клятву вручить не ниже, чем Филатову. Мы понимали, обращать внимание на “обращения”, хоть на чьи, Ельцину несвойственно. В политике больше, чем общественному мнению, он всегда доверял собственному инстинкту и отсортированному этим же инстинктом ближнему окружению. Но для себя было важно: добиваясь демократических выборов, сделали все, что могли.

- Пойдем в народ? - предложил Мананников, когда прения, фактически окончательно разобщившие демократов, завершились привычными призывами к объединению демократических сил.

- К Моссовету, что ли? - там намечался митинг сторонников президента.

- Что там делать! Пошли к Белому дому, сторонники демократии сейчас должны быть там, как бы плохо они ни относились к Хасбулатову.

По дороге мы все-таки задержались у Моссовета. Людей немного, человек пятьсот, из них - сотня с нашего пленума. Прохожие идут мимо, не останавливаясь. С импровизированной трибуны знакомые голоса произносят знакомые слова. Мананников остановился с С.Юшенковым, перебросились парой фраз о прогнозе на события. Уже в конце Калининского проспекта встретился О.Румянцев. Он шел оттуда, из БД. Остановились и с ним.

- Как, Алексей, тебе этот беспредел? Что делать? Там внутри тоже бардак - портфели делят, - лицо автора несостоявшейся Конституции выражало душевную смуту и горечь поражения. Он был не из тех оппозиционеров, кто, оторвавшись от земли, на этажах БД “делил портфели”, он отчетливо понимал, что произошло.

- Как что? Избираться и начинать борьбу “за правовое государство” сначала, - рассмеялся Мананников, - И вечный бой! Покой нам только снится.

К Белому дому тонкой струйкой, в обход милицейского окружения был совершенно легальный проход через большую дырку в каком-то заборе, тянулись скорее любопытные, чем защитники, как два года назад. Погода стояла прохладная, но сухая и солнечная. Воскресные зеваки шли, как в зверинец. С детьми, с мороженым ходили между жалкими, должно быть призванными изображать баррикады, нагромождениями мусора, разглядывая немолодых, подвыпивших кавалеров советских орденов и их седоголовых спутниц, с вызовом под баян распевающих песни юности. Ни одного мало-мальски полнокровного бойца: юнцы, вроде вчерашних Ромео с Джульеттой, да герои времен Очакова и покоренья Крыма. Памятный с августа 91-го балкон похож на обшарпанные подмостки с заезжими гастролерами. На нем толпились безымянные, как будто случайно собравшиеся, люди. Неизвестная преклонных лет актриса, вспомнив старинную киноленту “Член правительства”, пробовалась на роль Веры Марецкой:

- Я, простая русская баба, мужем битая ..., далее текст произвольный по теме. Тускло внутри БД, бледно и снаружи.

После того, как все уже произошло, когда писали и рассказывали, с чего началось - о штурме Мэрии, мне непонятно было, как это нападение вообще могло случиться, точнее, почему допустили. Дело в том, что в те дни довелось быть и в Мэрии. Я пришла туда на очередное совещание. Собирались представители разноименных демократических организаций. На входе долго искали в списках, проверяли документы. Здание было просто начинено спецназом. Молодые ребята, действительно “вооруженные до зубов”, когда спросила что-то вроде “как дела”, сказали, здесь уже третьи сутки, не спавши и почти не евши, что не понимают, зачем... Может быть, их третьего октября специально поспать всех до одного вывели? И боевиков вместо них прислали? Какая и от кого информация заставила военного человека Руцкого выскочить с безумными призывами к гражданским людям? Темное это дело - события того воскресенья и последовавшего за ним еще более кровавого понедельника. Странными они казались не только мне. Вот как описывали их в своем репортаже известинцы В.Яков и В.Белых. Раненых на носилках уносят парни в гражданском. С удивлением узнаем в них недавних защитников Белого дома. Еще больше удивляемся, увидев, что раненого солдат, забирает микроавтобус, вроде бы <<Форд>>, с номером 68-35 МТ. Всего несколько часов назад мы видели, как этот же микроавтобус подвозил во время штурма к “Останкино” боевиков и увозил оттуда раненых. Теперь он также активен на этой стороне. Среди солдат и нескольких фоторепортеров заметно прибавляется молодых людей в подпитии и теплом одеянии. Абсолютно ясно, что они перебежали из БД, а теперь вот дают советы солдатам, куда лучше стрелять. Выглядит это мерзко.

О беспорядках в Москве я узнала, находясь в Питере, где, как уже говорила, среди женщин из 15 стран Европы обсуждала перспективы завтрашнего либерализма. Там было полиязычие не только буквальное: звучал разный подход к пониманию женских проблем. К примеру, когда “солдатская мать” Любовь Лымарь затрагивала армейскую тему, член парламента Швеции миссис Барбара Вестерхольм, председательствовавшая на конференции, вежливо в западной манере выслушав, поправила:

- О, да! Конечно, мы понимаем беспокойство русских женщин о сыновьях, но с точки зрения классического феминизма, это не женский вопрос.

И привела пример, подходящий для классики: в шведском парламенте резко снизился процент женщин-парламентариев - с 42 % до 36%.

- Это очень опасная тенденция, - забеспокоились европейские дамы.

Рядом сидела депутат из Волгограда С.Умецкая, и я спросила у нее, сколько слабого пола в нашем Верховном Совете. Она ответила, что точно не знает, но не больше 2%. Мы с вами говорим на разных языках, - хрипло напел мне голос Высоцкого. Кроме тревоги по поводу омужествления парламента Швеции, наша конференция возмутилась победой женщины на каких-то выборах, не помню где, на Ближнем Востоке. Там сильно обострилась военно-политическая обстановка, и, по нашему мнению, ближневосточные мужики специально подстроили прекрасной половине победу на выборах, чтобы она расхлебывала заваренную ими кашу. В этом тоже усматривалось подавление женских свобод. После таких вот тревог и забот вечером 3-го октября мы сидели в холле шикарного в дереве и мраморе особняка на Каменном острове, ожидая, время кто вылета самолета, кто - отправления поезда, чтобы разъехаться по Европе и нести в женские массы идеи свободы и равенства с мужчинами.

Мне предстоит ехать аж в Азию, но пока нужно на Московский вокзал. Скучая, смотрим телек. Восемь часов - начинаются “Вести”. Прямое включение: тревога... боевики движутся к “Останкино”... наступают... вооружены... Сквозь прицел с крестиком посредине показывают приближающихся людей. Обрыв кадра. Через мгновение резкое включение, но уже с Шаболовки. И сообщение диктора: в “Останкино” идет бой. Сомнение возникло не потом, а тотчас. Какое странное совпадение! Захват телецентра ни раньше, ни позже, а во время “Вестей”, когда вся Россия, и не только, включила телевизоры в ожидании новостей. И в аккурат на Шаболовке все готово, оперативно переключить вещание. Насколько все это случайно? Вопрос мелькнул, и ушел без ответа в подсознание, чтобы выплыть снова, когда начнутся залпы по Белому дому. Тогда возникнет следующий: “А, может быть, без мэрии и без “Останкино” не было бы повода расстреливать БД?” Ведь как-то выкуривать и сажать “несгибаемых” было уже пора. Но сразу после известия было не до гнусных подозрений. Немедленно после “Вестей” показался на экране Собчак. Выступление краткое: “Граждане, спокойно!” Потом Лужков, потом Гайдар или наоборот, не помню точно. А где же президент? Где его твердая воля и светлая голова? Мы долго ждали!... Но вот нашли большое поле, есть разгуляться где на воле. То ли стыдно, то ли страшно было - президент показался на глаза России только через девятнадцать часов, когда прямой наводкой уже вовсю лупили по депутатам. Все свершается и вершится, как бы без него. Через год он и от Чечни спрячется: возьмется некстати перегородку в носу чинить, когда войну начнет, и сердце латать, когда ее нужно будет заканчивать.

Подъезжая рано утром к Москве, вслушивалась в трескучее вагонное радио, потом в людские разговоры в электричке по пути в Загорск. Пожилая женщина ехала с ночного дежурства в какой-то из центральных гостиниц. Она сбивчиво рассказывала попутчикам, что ночью была настоящая стрельба - жуть какая, что убито уже десять тысяч, что Ельцин сбежал из Москвы, а Гайдар сказал, берите термосы, что поесть - и вставай, страна огромная! Сопоставив информацию “бабьего радио” с центральным, поняла, что будущее пока неясно. Дома у сестры включила телевизор и увидела российский ужас и стыд в блестящем американском изображении. Это смотреть было невыносимо. Я погасила экран. Вечером, когда пал БД и сдались последние сидельцы, созвонилась с Мананниковым. Он сказал, что видел оба штурма - и мэрии, и Останкино - наяву и просил приехать завтра в Москву с утра пораньше, есть дела.

В девять уже звонила в дверь. Открыла Лиля.

- Доброе утро. Дома? - спросила, входя.

- Уже куда-то собирается.

- Кто здесь про доброе утро говорит? Где ж оно доброе! Людей настреляли, все пожгли..., - А.П. мне, выходя навстречу.

- Я только что по дороге к вам Виноградову встретила.

- Она вчера в числе последних из БД вышла. Есть женщины в русских селеньях!

Дом, в котором живет Мананников, совсем близко от Останкино, и, когда вышли на улицу, он предложил:

- Пойдем посмотрим?

Я молча согласилась. Идти до телецентра одну трамвайную остановку. По дороге А.П. рассказал, что в воскресенье был возле БД в тот момент, когда начался захват Мэрии. Ему показалось, что прорыв оцепления спровоцировали, а когда толпа начала прорываться, ее никто не только не останавливал, а даже как будто специально пропускали. И баркашовцы были вовсе не обученные “эсэсовцы” - так юнцы, человек пятьдесят с пятью автоматами на всю компанию. Мы приближались к месту боя. Вот остов сгоревшего автобуса, а вот и самое страшное впечатление моей жизни: лужа крови и выходящие из нее отпечатками на сером асфальте засохшие следы гусениц. Возможно сейчас после репортажей из Чечни, после оторванных голов и растерзанных животов, которыми два года войны телевидение приучало нас не бояться крови, я не среагировала бы так остро, но тогда потемнело в глазах и стало нехорошо. Воображение услужливо нарисовало человеческое тело, перееханное танком. В тот момент ситуация не располагала к анализу, тем более к предвидению, теперь же точно могу сказать, те окровавленные гусеницы держали курс на Чечню, война начиналась там. Без слов бродили мы возле “останкинской иглы”. Где-то здесь погиб наш земляк Коля Ситников, парень из новосибирского райцентра Маслянино. Он дослуживал последние дни в группе “Вымпел”, ждал “дембель”, а его ждали дома. Примерно через год, когда Мананников уже был сенатором, в поездке по Маслянинскому району, мы навестили его мать. Встретились с неизбывным горем, солдатской фотографией над кроватью, на которой сын спал до армии, и тихой ненавистью.

- Душегуб! Так и передайте Ельцину, если придется, - сказала она Мананникову вместо прощания.

Сколько таких приветов послали нашему президенту с чеченской войны - кто считал? От Останкино путь в тот день лежал к расстрелянному, остывавшему от пожара Белому дому. Где-то на стоянке возле него Мананников еще до оцепления оставил машину и с тех пор не мог ее вызволить. Надежды, что уцелела не было. Просто хотелось посмотреть, что от нее осталось. Многострадальное здание широко окружено милицией. Проход охраняет лейтенант. По каким признакам пропускают, непонятно. Мы предъявляем депутатские удостоверения. По злорадному выражению, появившемуся на лице охранника, становится ясно, что депутаты объявлены вне закона и лучше подобру-поздорову улепетывать. Но А.П., что называется, закусил удила:

- Моя машина стоит вон там на стоянке. Хочу взглянуть, нужно определить сумму иска к Ельцину за ущерб личному имуществу.

Лейтенант оторопел, но подошел кто-то постарше, рассмотрел приложенный к депутатскому удостоверению пропуск в Кремль и пропустил. В корпусе машины мы насчитали семь дыр с рваными краями. Это производило впечатление не меньшее, чем закопченные стены БД. Внутри автомобиль был просто разграблен: снято и вывернуто все, что снималось и отвинчивалось, и просто вырвано, что хоть как-то могло пригодиться в хозяйстве. “Те еще защитнички!” - подумала и вспомнила, как без надобности сторожила неизвестно кем брошенную возле меня сумку с дорогой аппаратурой в августе 91-го.

Впоследствии Мананников не только предъявил собственный иск Ельцину, но как депутат СФ выступил с законодательной инициативой о возмещении материального ущерба всем, чьи квартиры или имущество пострадали от обстрелов и пожаров в двухдневной московской войне. Власть по счетам из своего кармана платить не любит. С незапамятных времен в России живет она казной, на так называемом государственном обеспечении. И за деяния свои, если и расплачивается, то исключительно из бюджета. Отпускает “на восстановление” разбомбленных городов триллионы, которые тут же сама и разворовывает. А в царских каретах пробоин от снарядов не бывает и оконные стекла в палатах пули не достают. Прецедент не состоялся. Президент и не думал отвечать ни по гражданскому, ни по депутатскому иску Мананникова.

Весь день пятого октября прошел в перемещениях по местам прошедших и надвигающихся событий. Скорые выборы стали реальностью, и мы начали немедленную к ним подготовку. В штаб-квартире одной из многочисленных партий, не помню уж какой именно, то ли кого ждала, то ли о чем переговаривалась, был включен телек, и я услышала сообщение: сегодня указом президента РФ за неповиновение от занимаемой должности освобождены главы администраций Амурской и Новосибирской областей А.Сурат и В.Муха. Кого назначили исполнять обязанности, сразу не сказали, но я-то знала: в новосибирский скипетр мертво вцепился И.Индинок.

Прощальную пресс-конференцию отставленный Муха проводил, когда уже вернулась домой. Я считаю их преступниками, - сказал он, имея ввиду Хасбулатова и Руцкого, - у них были все возможности решить вопрос конституционным путем. Не знаю, лукавил он на всякий случай, не желая усугублять отношений с победителем, или искренне говорил эти слова. Остались непроизнесенными те, что услышали бы, захвати власть проигравшая сторона. Продолжал бы считать “преступниками” тех, кто поддержал Указ №1400, как заявил в день его объявления? Согласился бы стать “черномырдиным”? Известно, что именно ему Руцкой прочил должность премьера в своем правительстве. Будем считать эти домыслы несостоявшимися гипотезами.

Он стал простым банкиром, верным своему коммунистическому прошлому. А наше публичное противостояние Мухе на этом закончилось. Стрельба по Белому дому нас примирила. И Мананников, и Муха с разных политических сторон были в оппозиции к политике Ельцина: Муха - как бы на левом фронте, а Мананников бил из демократического тыла. Во многом взгляды политических противников 90-го года отстоялись, президенство Ельцина становилось все более тяжелым для народа, позиции сближались. Многие из бывших единомышленников начали бросать Мананникову упреки в “ренегатстве” - в поддержке коммунистов. Он мало объяснялся на эту тему. Я хочу сделать это за него не сама, а словами почитаемых в политическом мире авторитетов.

Как-то осенью 1996 года смотрела телепередачу, кажется, “Герой дня”, с участием вечного диссидента Владимира Буковского. Россия в очередной раз выгнала его, отказала в гостевой визе. Позор для России, но я хочу сказать не об этом. Ведущий задал Буковскому вопрос: дескать ваши взгляды, нам демократам, мол, это странно, сегодня часто совпадают с точкой зрения наших коммунистов, и как вы, широкоизвестный антикоммунист, можете объяснить свое перевоплощение.

- Я ученый, а не партийный вожак. И если вижу явления или факторы, формулирую их, подводя к истине, а не подгоняя под название теории. Как наука не терпит подгонки, так меня не интересует, какую оценку дают моим взглядам политические комментаторы. Главное, чтобы они соответствовали истине, - примерно таким запомнился ответ человека, которого когда-то мы, точнее режим, а этому режиму безропотно аплодировали миллионы, в том числе и те, кто задают сейчас каверзные вопросы о ренегатстве, променяли на Луиса Корвалана - чужого поборника подавлявшей нас власти.

Или вот кусочек из интервью для “Литературной газеты” итальянского писателя-публициста Джульетто Кьеза. Он не коммунист. И тем не менее, долгое время проработав в нашей стране, в итоге написал книгу “Прощай, Россия”, резко критическую по отношению к президенту Ельцину.

- Вас не смущает, что ваша позиция кое в чем совпадает с пафосом ультралевых, национал-патриотических изданий России? Западный журналист - и вдруг единомышленник Зюганова и Проханова?

- Совершенно не смущает; во-первых, потому, что наши мотивации не совпадают; во-вторых, потому, что не моя вина, если российская оппозиция частично высказывает справедливую критику в адрес правительства; в-третьих, я считаю, что аргумент, которым хотят закрыть рот критикам только потому, что их точка зрения иногда совпадает с точкой зрения оппозиции, носит маккартитстский характер. Мне хотелось бы, чтобы полемику со мной вели в стиле “аргументы против аргументов”. Иначе может получиться, что все четыре западных лауреата Нобелевской премии по экономике (Кеннет Эрроу - Стэнфордский университет, Лоуренс Клейн - Пенсильванский университет, Василий Леонтьев - Нью-Йоркский университет, Дуглас Норт - Вашингтонский университет) могут оказаться коммунистами.

Хоть и шли разговоры о парламентских выборах с самой весны, никто к ним готов не был. И вот они, утвержденные огнем и мечом, надвигаются, как шторм. Позабыв про убитых избирателей, потерявшие мандаты, но оставшиеся в полном составе живыми нардепы, и белодомовская дичь, и кремлевские охотники, в едином броске ринулись восстанавливать “статус-кво”: спешно сколачиваются партии и блоки, подгребаются деньги, слагаются слоганы. Как потом откровенничал Гайдар, именно на эту спешку рассчитывали заготовщики Указа № 1400: объявленная избирательная кампания увлечет разогнанных депутатов, и они не будут сопротивляться. Чуть-чуть ошиблись. Но после танковых залпов все пошло по плану, результат выборов, правда, оказался неожиданно противоположным.

Я вернулась в Новосибирск одна. На 16 октября был назначен конгресс “Выбора России”. Мананников входил в оргкомитет, нужно было оставаться в Москве, и прилететь он собирался только на конференцию “ДемРоссии”, которую поручил мне срочно подготовить и на которой мы должны были учредить блок, составить нашу часть партийного списка, избрать делегатов на конгресс. Конференцию решили провести во вторник двенадцатого. Все нужно было сделать в считанные дни. О намерениях “ДемРоссии” немедленно сообщила в СМИ. Ничто не предвещало осложнений, пока в пятницу утром мне вдруг не позвонил Манохин:

- О.В., где Мананников? Я сегодня в шесть провожу конференцию “Выбора России”, он в списке идет первым.

- Мананников в Москве, будет в понедельник. Анатолий Николаевич, вы же знаете, что мы проводим конференцию во вторник. Как понять ваши действия? Безо всякого согласования...Почему манкируете самой большой и слаженной областной организацией?

- Я собираю приличных людей, а не улицу. Нужно, чтобы был Мананников. Вы тоже приходите, можете взять еще двух человек на свое усмотрение.

“Ну, все!” - подумала. Начинается возня за место в списке. С первоначальных обсуждений будущего закона новосибирская “ДемРоссия” твердо стояла за мажоритарную систему выборов, не единожды доказывая, что выборы по партийным спискам закладывают основу для коррупции и криминализации власти. Что в итоге, как видим теперь, успешно и состоялось. До последнего дня мы отстаивали эту позицию, призывая в ходе избирательной кампании не голосовать за “кота в мешке”, а только за конкретных кандидатов в округах. Однако многих, кто хотел стать депутатом, но был мало известен и имел маленький шанс на самостоятельную победу, как раз устраивал вариант списка. Было выгодно попасть в кильватер какого-нибудь видного имени и без особых личных заслуг и усилий, зачастую просто за большие деньги, струей влиться в парламент. Таким линкором, нетрудно догадаться, при всем соперничестве и зависти Манохин собирался выставить Мананникова. Он понимал, что сам список не потянет: и популярен никогда не был, и служба Ельцину, особенно теперь после стрельбы по депутатам, многих отталкивала. Поэтому-то и нужен был ему Мананников. Себе же он намечал видную роль руководителя предвыборного объединения всех демократов, согласно которой будет торжественно из президиума раздавать округа и места в списке. Узнав, что “ДемРоссия” готовит конференцию, где лидером будет безусловно Мананников, где ему достанется ровно по авторитету, очень может быть, даже не второ-, а n-степенная роль, Манохин торопится перехватить лидерство и назначает то самое собрание “приличных людей”, о котором и сообщает мне по телефону.

- А.П.! Манохин собирает сегодня свой предбанник, называет его “Выбором” и нас зовет присоединяться, - звоню в Москву.

- Зачем? Он знает, что у нас во вторник конференция?

- Конечно, знает! Радио и по ящику сообщили, да и я только что напомнила. Но его не остановить: взял старт и с пеной рвется к финишу.

- Его не останавливайте, пусть рвется. Сходите на собрание и попробуйте объяснить людям, пригласите на конференцию. Зачем торопиться, сделаем все основательно. Вообще-то, он не первый вносит смуту. Вчера мы в оргкомитете заседали, сообщения о самозванцах “Выбора” приходят из разных мест. Мурашев уже избегался отвечать на звонки и разбираться.

Вечером в конференц-зале мэрии собрались человек пятьдесят: депутаты разного уровня, руководители некоторых предприятий. Вижу несколько предпринимателей средней руки. В президиуме возвышается представитель президента. Объявляет цель собрания и приступает к списку, делегатам на конгресс и пр. Ни слова о предстоящей конференции, о возникшей коллизии с “ДемРоссией”. Получаю слово:

- Не совсем понимаю, что происходит. Всем известно, об этом объявлено в СМИ, что учредительная конференция предвыборного блока назначена на 12 октября, приглашены все демократические организации... А вы, исподтишка как бы, неизвестно по какому принципу собираетесь, называете себя конференцией, составляете без широкого обсуждения список, делите округа... Вас что, позвольте спросить, интересует? Победа на выборах или кто первый назовется “Выбором России”? Понятно, что представитель президента вроде восточного шейха спешит воспользоваться “правом первой ночи” и заполучить удовольствие, отрапортовав в Москву, что собственноручно создал демократический блок. Но остальные-то должны понимать, от удовольствия рядовым евнухам ничего не достается, бесполезно стараться. А создавая спорную ситуацию с двойным кандидатством от блока, мы заведомо идем на провал. Поэтому предлагаю перенести вопрос на полноценную конференцию, куда всех и приглашаю от имени “ДемРоссии”.

Многие из тех, кто там были, по крайней мере, все конкретно заинтересованные, пришли потом и на конференцию. Она была многолюдной - около двухсот человек. Осудили раскольническую инициативу представителя президента, учредились, после чего утвердили список и кандидатов по мажоритарным округам. Мое место в списке было вторым после Мананникова, а округ определили по месту жительства - “Заводской”. Затея Манохина удалась не вполне: руководителем монолитного предвыборного объединения ему стать так и не пришлось, но ценой раскола он образовал собственный кандидатский кружок из сереньких костюмчиков и, реализуя руководящие амбиции, стал методично добиваться общего провала. Казалось, что его интересует уже не столько своя победа, сколько наше поражение. В Новосибирске, как и во многих регионах России, образовалось два “Выбора России”. Это и определило результаты голосования в декабре: избиратели путались и делились в выборе.

В середине октября наша с манохинской делегации встретились перед конгрессом для выяснения отношений в Москве. Мы с Мананниковым вылетели за пару дней до начала, чтобы с учредительными документами предстать перед согласительной комиссией. Рейс вечерний, во Внуково прибыли в час ночи. Столица уже вторую неделю пребывает в режиме ЧП: комендантский час от зари до зари, патрули на улицах, отлов в “кутузку до выяснения обстоятельств” смельчаков, шатающихся по улицам. Аэропорт набит до отказа. Все прибывающие ночными рейсами вынуждены ждать утра. Автобусы, маршрутки, такси - все стоит, пока комендатура не просигналит отбой. Присесть негде. Кричат дети, маются с ними матери. Депутатский зал “бывших” на постой не берет. Бродим в поисках, куда приткнуться. Наконец, находим место. Октябрь уж наступил, ночь холодная, поэтому никто не претендует на скамейку под навесом автобусной остановки. На ней и проводим ночь до утра, изредка покидая, чтобы согреться в вокзальном буфете рюмкой поддельного коньяка и чашкой жидкого растворимого кофе. Первый до потолка набитый пассажирами автобус отправился в город к открытию метро.

Комиссия, разрешающая споры и недоразумения по созданию региональных отделений “Выбора”, работает с десяти, но нам нужно еще привести в надлежащий для представления вид протокол конференции, списки и прочие бумаги. Все пока в черновом виде: не успели оформить. Дома у А.П., напоив нас, измученных ночным бдением, крепким кофе, подключается Лиля. Работаем в шесть рук: я разбираю бумаги, А.П. редактирует, Лиля печатает. Все готово, и мы отправляемся.

В просторном зале старинного особняка в центре Москвы, где еще не вполне закончен раззолоченный ремонт, но уже расположилась штаб-квартира “Выбора России”, полно народу. А вот и Манохин - прогуливается взад-вперед. В руках красная прозрачной папочка с бумагами. Поздоровались. В комиссии известные люди: С.Ковалев, А.Чубайс, А.Мурашев. Конфликтных регионов много, приходится долго ждать. Наконец вызывают Новосибирск. Мананников с Манохиным идут на суд комиссаров. Жду минут сорок.

- Ну, что? - спрашиваю, дождавшись.

- Предлагают договориться между собой: поделить места в списке и округа, - говорит Мананников.

- Да список пусть весь берут, только в округа не лезут.

- О.В., какая вы наивная! Да он зубами будет выгрызать наших кандидатов. Вы бы видели его там. Достает из папочки, аккуратненько так: вот призыв Мананникова за четыре <<да>> на референдуме, вот - что указ не поддерживает, а вот - самое последнее, что против партийных списков и Конституции. Полное досье! Оказывается собирал... Чубайс сидит, головой негодующе качает, языком цокает. О чем можно со стукачом договариваться?!

- И что вы им сказали?

- Пусть делают, что хотят, хоть исключают из демократов. Будем выставляться как независимые. Соберем подписи, не думаю, что нам это будет трудно сделать.

Из демократов нас на первый раз не исключили. Делегацию на конгресс комиссия как попало слепила из двух половин. Получилось ни то, ни се - без единства и цели. Москва брала на себя роль зануды-воспитательницы: насильно сцепляла мизинчики - мирись, мирись, мирись и больше не дерись. А на самом деле - дробила и уничтожала слаженные коллективы.

Решение не участвовать в списках далось не слишком трудно, это была давно занятая и хорошо выверенная позиция, но мы не стали объявлять ее на конгрессе, так как на общий исход дела уже не могли повлиять: “Положение о выборах”, фактически приравненное к закону, вступило в силу. Но еще можно было добиться хотя бы урегулирования так называемой “верхней части” списка. Эти первые номера безусловно проходили в депутаты даже при не очень удачном для блока ходе голосования. В них стремились затесаться и партийные функционеры, и “денежные мешки”, и не совсем чистые перед законом личности. Нас же больше всего задевало, что туда недопустимо нагло, попирая интересы дальней России, перла дорогая наша столица: оргкомитет твердо запланировал для нее тридцать именных мест. За них сейчас обязаны были поднять руки регионы.Кандидатам глубинки раздавались места уже под чертой риска непопадания. Сорвать эти планы и взялась наша, усеченная согласительной комиссией до шести человек, часть новосибирской делегации. Договор о сотрудничестве заключили, как всегда с соседями - Кемеровскую область представляли Б.Денисенко и В.Мясников. Денисенко не разделяла нашу убежденность во вреде партийной системы выборов, но “насмерть” стояла за полноценное региональное представительство.

“Выбор” так и не ставший выбором России заявил о претензии на триумф 16 октября. Под звуки гимна в полутьме большого зала Дома кино поднялись 602 делегата, обратив взоры на мерцающее со сцены панно - светящийся медный всадник как бы символизировал реформы. От себя организаторы провозгласили идеологию блока: Свобода. Собственность. Законность. Парадные речи именитых политиков перемежались песнями и плясками знаменитых артистов. Но торжественнее всего выглядело и производило незабываемое впечатление на вечно голодную российскую провинцию бесплатное угощение. Потеха была, когда сначала замерли в столбняке, а потом, макая галстуки в икру, навалились на столы, отпущенные “на перекур” участники конгресса. Всего было немерено и - замечательно вкусно! После такой еды только “неблагодарная свинья” проголосует против хлебосольных хозяев. Тонкий психологический расчет - на сытый желудок, тем более в гостях, не принято говорить неприятное.

После торжественной части объявляют закрытое заседание. Удаляют гостей, прессу. И приступаем к сокровенному - формированию партийного списка. На руках у участников перечень приевшихся за последние годы фамилий записных демократов. Им определены первые места, за них сейчас предстоит голосование. В президиуме - Гайдар, Чубайс, Ковалев.

Новосибирская “ДемРоссия”, когда ставила себе задачу, не стеснялась показаться нескромной. Из двадцать пятого, попробуй, получи слово, поэтому позаботились занять места в третьем ряду. Нужно было видеть растерянность президиума, когда Мананников влет предложил сократить избираемую на конгрессе верхнюю часть списка с тридцати человек до трех. В тройку лидеров блока выдвигались Гайдар, Ковалев и в качестве украшения любимица пенсионеров Элла Памфилова. Он так и сказал:

- Эмблему блока и эти трое из рук не выронят, а остальные - в общую очередь с региональными кандидатами. Иначе, мы получим в Думе чисто московскую группировку, лоббирующую интересы ничтожного в масштабе России круга людей.

Выступления провели кучно, не давая разрушить эффект массированной убедительности: вслед за Мананниковым, чуть изменив мотивацию, этого же потребовали я и А.Мазур. Неожиданность нашей инициативы парализовала основных действующих лиц, и мгновения их растерянности хватило, чтобы зал отвлекся от забот пищеварения после обильного чревоугодия “на халяву” и подумал о качестве состава будущей Думы. После выступления наших кемеровских соратников, они, правда, сыграли “на понижение” планки по списку с мананниковских трех до одиннадцатого номера, нам удалось поставить вопрос на голосование. И мы его выиграли!

А дальше для меня началось самое любопытное. Я наблюдала за поведением, точнее, за характерологическими особенностями людей, имена которых записывались на знамя “Выбора”. В сложных обстоятельствах, когда не подходят заученные слова, черты характера вырываются на свободу и проявляются особенно ярко. А ситуация складывалась нестандартная. При таком раскладе в депутаты проходили совсем не те, кого тащили туда по взаимной договоренности лидеры блока. Наша самодеятельность сильно осложнила положение вещей для авторов избирательного проекта. Первым опомнился Чубайс.

- Нет, - сказал он, - так не пойдет! Делегаты просто не поняли, за что они голосовали. Ведь не поняли же формулировку вопроса? - подсказывал он залу ответ.

- В самом деле, не поняли! - догадался кто-то, вышибленный из списка, - давайте переголосовывать!

- Давайте! Давайте! Давайте! - Раскусили, наконец, намек Чубайса.

Председательствовал Гайдар. Он все понимал, и с трудом не отводил от зала честных глаз. Я поймала его взгляд и попросила слово. Он не мог отказать.

- Если не прикидываться слабоумным, - резко бросила, оглянувшись на Чубайса, - то понятно, что начинаются манипуляции с повторным голосованием, которые, как правило, заканчиваются “правильным” результатом. Поэтому давайте будем честными хотя бы перед собой и прежде, чем повторять пройденную процедуру, проголосуем “кто понял - кто нет”. Кто понял голосует “за”, кто несообразительный - голосует “против”.

Удивительно, но председатель поставил это предложение на голосование. Я смотрела, как ведут себя руки людей, сидящих на возвышении лицом к залу. Видела, как секунду поколебавшись и чуть побледнев, ведь поддержать нас было невыгодно в первую очередь ему, поднял руку Гайдар, честно подтверждая, что формулировка в момент голосования была точной и повторное голосование не требуется. И сомневающихся всегда буду убеждать, сама видела, Гайдару честь дороже, чем радость выигрыша любой ценой. Бедный Сергей Адамович Ковалев! Что заставило честнейшего человека, краснея, проголосовать “против”, как подсказывал сидящий рядом непонятливый Чубайс, останется с ним. Сам Чубайс долго сигналил залу поднятой “против”, а фактически за повторное голосование, ладонью. Казалось, он в уме вслед за счетчиками пересчитывает руки в зале. Совесть у большинства взяла верх. Признать себя публично слабоумным, несмотря на рекомендацию из президиума, не так уж много, кто решится. Но потом разными уловками заинтересованная сторона все-таки довела обязательный список до девятнадцати человек. Для регионов получилось отбить, уменьшив “общефедеральную корзину” - так на языке партийных штабов называлась утвержденная конгрессом часть списка, всего лишь одиннадцать мест.

На следующий день мы вели переговоры с очень влиятельным и на тех, и на всех последующих выборах лицом - А.Головковым. В правительстве Гайдара недолгое время он руководил аппаратом. Переговоры заключались в том, как бы повыгоднее для Новосибирска распорядиться первым местом в нашем списке, коль уж отказываемся от участия в нем по принципиальным соображениям. Мананников, а это место предназначалось ему, точно решил им не пользоваться, избираться в округе как независимый кандидат. Мы и решили отдать вакансию “крупному” московскому чиновнику и сделать его в благодарность полезным для области.

- Что вы наделали вчера, - нервно вскрикнул, обращаясь ко мне Головков, когда я попыталась начать торги “за место”, - вы хоть понимаете это? Куда мне теперь втыкать Бурбулиса, который уже принес столько денег! Без него просто не вытянуть кампанию! И остальных куда... Дайте столько же денег, а потом боритесь за справедливость.

- Мы готовы частично помочь вашему “горю”, Бурбулис нам не нужен, а кого приличного - на свое место Мананников посадить согласен.

- Федоров! Устроит? - Борис Федоров тогда был министром финансов.

- Годится! - более полезной фигуры для решения субъективных проблем нельзя было себе и представить.

- Ладно, спрошу его.

Поздно вечером Головков позвонил мне в гостиницу и сказал, что Федоров согласен идти первым в списке от Новосибирской области. На этом и порешили. Правда, потом Федоров все-таки отказался, и уже без нашего согласия его заменили на совершенно бесполезного и недолго бывшего министром образования Б.Салтыкова. Что еще раз подтвердило, заключать политические сделки выходит себе дороже и лучше на эту дорогу не ступать даже из самых благих побуждений.

Всякая избирательная кампания фактически начинается не, как гласит закон и вяло требуют соблюдать избирательные комиссии, после регистрации кандидатов, а со сбора подписей за выдвижение. Осенью 1993 года сбор подписей был новшеством: до этого так выдвигали только президента и это мало затронуло население в целом. Теперь участвовал каждый округ. Вернувшись после конгресса, этим и занялись. Некоторое осложнение было в том, что существовала неясность с Советом Федерации: будут ли выборы в верхнюю палату и в этой связи, куда выдвигать Мананникова. Понятно, что он планировал избираться в сенат. Но мы не исключали, что президент захочет оставить СФ под своим контролем и навяжет принцип формирования без выборов. И даже когда выборы в верхнюю палату уже были объявлены, на всякий случай за Мананникова собирали подписи и в Думу, и в СФ.

Как выдвигали и выдвигают в депутаты должностных лиц, известно давно. 30 октября в пресс-центр “ДемРоссии” поступило сообщение из Мошковского района: отделы кадров местных предприятий собирают паспорта у своих работников, объясняя это необходимостью вклеивания вкладышей, подтверждающих российское гражданство. Странно, во-первых, что подтверждать российское гражданство начали не с Москвы, не с Новосибирска, а с райцентра Мошкова и, во-вторых, что вопросами гражданства заинтересовались не “паспортные столы”, а отделы кадров. Интересно, кто из бывших партсекретарей и теперешних госчиновников решил путем такого надувательства собрать подписи за выдвижение в депутаты? - это текст одного из пресс-релизов, которые освещая ход кампании я ежедневно отправляла в СМИ. Из партсекретарей и госчиновников в Новосибирске в тех выборах участвовали И.Индинок и А.Манохин. Они баллотировались в Совет Федерации и вовсю пользовались служебным положением, мешая своему основному конкуренту - Мананникову. Вне всякой конкуренции и бесплатно пользовались экраном, эфиром и газетными полосами. Нещадно эксплуатировали административный аппарат, служебную связь и транспорт, т.е. тратили бюджетные средства. В то время как нам на малейшие нужды необходимо было искать живые деньги. Первое, с чего начал Индинок свою кампанию, лишил нас помещения. Дело в том, что с указом Ельцина о прекращении депутатских полномочий, Мананников потерял право на комнату, которую занимал в мэрии. Предвидя эти сложности, я сразу обратилась к Индинку с просьбой оставить за нами площадь до конца года на правах аренды. Нам нужна была эта комната: туда протоптаны тропы избирателей, там известные всей области телефоны. Аренда законом допускалась. И он в личной беседе не отказал. Но как только стало ясно, что Мананников становится конкурентом, мы получили пинок. Индинок к тому времени уже не был мэром, распорядился новый - им стал В.Толоконский, но я убеждена, что он отдал распоряжение по непосредственному указу бывшего, который, пересев в кресло главы области, отнюдь не утратил влияния на преемника. Переезд предвыборного штаба добавил, конечно, хлопот. Но не изменил ситуацию в корне.

Подписи были собраны быстро и в удвоенном по сравнению с необходимым количестве. Беда была в другом. Никто не знал, какие требования предъявляются к подписям, кроме их подлинности. Это теперь после многочисленных выборов ясно, что подписываться за выдвижение могут только те, кто живут на территории округа. Как, да и зачем было отказывать людям, которые, желая поддержать нас, ехали в специально через весь город в штаб? Тогда это было неожиданностью, и уж никак не ожидала, что избирательная комиссия будет рассматривать “чужие подписи” как повод для отказа в регистрации. Тем более, что их было-то всего пять из собранных двухсот процентов.

Поэтому, когда на заседании избирательной комиссии в день регистрации кандидатов увидела группу телевизионщиков во главе с А.Лаврушенко, даже не подумала, что это “по мою душу”. Догадалась только, когда какой-то дедок из комиссии стал говорить гневную со ссылками на Ленина речь о фальсификации подписей, которыми я якобы преднамеренно занималась. В этот момент на растерявшуюся меня навел камеру оператор. Безграмотное обвинение обезумевшего в преданности вождю революции пенсионера, разумеется, опровергла. У комиссии, кроме ненависти, не нашлось оснований, чтобы не зарегистрировать меня: голосованием шесть “за”, пять “против” мне выдали удостоверение кандидата в депутаты ГосДумы. И все же вечером в “Панораме”, я стараниями журналиста выглядела пойманной на месте преступления “уголовницей”: член комиссии клеймит “фальсификатора”, следом обеззвученная, чтобы зрители не могли слышать аргументацию, картинка, на которой я без слов отчаянно жестикулирую, и за кадром язвительный, словили дескать, лаврушенкин комментарий. Я отнеслась к этому спокойно. Ожидала, в принципе, к себе повышенного административного внимания. В шоке была моя семья.

- Снимайся, к чертовой матери! Ты что, не видишь, какие там подонки? Они тебя оплюют - не отмоешься! Никакие суды не защитят, - решительно потребовал от меня муж.

Насчет судов он был безусловно справедлив: суды с большей охотой защищают скорее власть имущих, чем иски против них. В этом достоверно пришлось убедиться на собственном опыте несколько позднее. С дистанции я все-таки не сошла, и избирательная кампания началась со скандала. Весть о “фальсификации века” телевидение и газеты широко разнесли по Новосибирской области. Особенно она пришлась по вкусу пенсионерам: на последующих встречах с избирателями этот “каверзный” вопрос приберегался как коронный и задавался с негодующим пафосом.

Предвыборная борьба проходила в напряженном тонусе. Основной соперницей была номенклатура. В помощь ей вышла номенклатура-2 во главе с представителем президента. Сам он выставился в Совет Федерации, соперничая с Мананниковым. Повышенное внимание Манохин уделял и мне, хотя в прямом смысле наши интересы не пересекались. Казалось, для него это жизненный рубеж - не дать Лесневской выиграть выборы. В округе мне мешали три демократа, один коммунист - директор завода И.С.Аничкин и еще четыре представителя смешанной ориентации. Манохинцем был Н.Красников - в первородстве математик, в душе поэт, незадолго до прихода к власти Ельцина парторг, а теперь вот Манохин назначил его демократом. По личным моим наблюдениям Красников человек славный и порядочный. Создавалось впечатление, что сам он понимал неприличность положения. Но в Думу хотелось, и, наверно, он нашел какое-то моральное обоснование своей толкотне в округе, где победа из демократов светила только мне.

Манохин со своими выдвиженцами делали ставку на Ельцина, а нас выбивали тем, что разъясняли избирателям, как мы в трудный час предали президента. Трудным часом, по-видимому, считался тот, когда я отказалась строить баррикады возле двери манохинского кабинета, откуда его погнал облсовет, не признавший президентского указа. Пережитый испуг был, очевидно, так силен, что сотни октябрьских погибших, ценой жизни вернувшие представителям президента их на миг пошатнувшиеся кресла, не останавливали совесть Манохина приветствовать режим президентского правления.

В стремлении “уничтожить” Мананникова и иже с ним кружок представителя президента прошел путь от подлости до глупости. Во-первых, забомбив штаб “Выбора России” доносами на поведение, они добились нашего исключения из блока: пришла такая смешная телеграмма в Новосибирск, подписанная А.Мурашевым, с подтверждением состоявшегося факта. На членстве в блоке мы, собственно, и не настаивали, отношение к нему сложилось еще на конгрессе: исключили так исключили. Но соперники-демократы восприняли это как огромный успех и продолжали стучать-звонить в Москву, требуя и требуя дальнейших санкций. Мананникову уже после избрания рассказывал, кажется, Шумейко, как настойчиво депешировал Манохин в администрацию президента “о положении в Новосибирске” в связи с антипрезидентскими высказываниями известного кандидата в Совет Федерации. К этому не столько должность обязывала - нужно иметь порыв души!

Манохин настолько вошел в раж в своих глупостях, что вызвал смех на международном уровне. Дело было так. Интерес к Мананникову как к политику со стороны запада всегда был высоким. Незадолго до разгона депутатов он получил приглашение от Правительства Ее Величества приехать в Англию. Понятно, в связи с событиями визит пришлось отложить до лучших времен. А незадолго до выборов нашу штаб-квартиру посетил заместитель главы администрации посольства Великобритании в России г-н Ричардсон. В беседе, в частности, шла речь и о приглашении: прощаясь, гость сказал, что надеется на успешный исход выборов, после которого г-н Мананников сможет все-таки ответить на приглашение. Об этом написали газеты, после чего и отправилась в английское посольство “нота” на бланке представителя президента. В письме посольской службе вменялось в вину иностранное вмешательство и попытка повлиять на итоги избирательной кампании в Новосибирске. Снова Мананников - шпион всех разведок! Рассказывают, смеялись от души: грозили Ричардсону перспективой персоны нон-грата. Но Новосибирску дипломатически вежливо ответили, что, боже упаси, злых намерений никак не было, что это чистой воды недоразумение.

Еще из запомнившихся эпизодов выборов 1993 года - приезд Григория Явлинского. Только-только завязавшееся “Яблоко”, несмотря на личную популярность заглавной буквы, созревало неспешно, и к сроку едва смогло собрать положенные сто тысяч подписей, чтобы выдвинуть свой список. Последними недостающими подписями, доставленными буквально в последний день, стали новосибирские. Явлинский прислал по этому поводу благодарственную телеграмму, ею очень гордилась инициативная группа добровольных сборщиков. А губернатору Индинку, который, как сообщили газеты, первым в городе собственноручной подписью поддержал “Яблоко”, прославленный экономист пообещал заехать в ходе кампании в Новосибирск. Зная осторожность Явлинского, не думаю, что он обещал напрямую поддержать кандидатуру главы нашей области в Совет Федерации. Но хитроумный Индинок, всячески примазываясь к звездным именам, и здесь не терял времени, чтобы упустить случай: называл своим гостем, делал ссылки на экономические воззрения и всю эту трескотню о якобы близости регулярно выдавал в эфир или на газетные полосы. Таким образом, у неискушенного в интриге избирателя складывалось ложное впечатление о его хорошем политэкономическом вкусе и теплом отношении к нему со стороны видного московского политика. На самом же деле это был трезвый прицел на наращивание личной популярности за чужой счет. Перед этим он сделал неудачную ставку на Руцкого, но Руцкой теперь в тюрьме, быть его крестником невыгодно, и наш губернатор спешит заручиться свежими рекомендациями. Когда же Явлинский, наконец, приехал, Индинок сопровождал его везде и всюду, заполняя лицом с широкой улыбкой весь экран, где главному герою оставалось уже ровно столько места, чтобы зрителям было ясно, рядом с кем “отец родной”. Отцепился один лишь раз, дав возможность на мгновение прильнуть мне и публично развеять миф о единстве этих совершенно далеких друг от друга и по масштабу, и по личным достоинствам людей.

В программе однодневного пребывания была запланирована часовая пресс-конференция в прямом телевизионном эфире. Устраивалось все так: в фокусе центральной телекамеры - Явлинский, по периметру студии - ведущие новосибирские журналисты. Как пресс-секретарь “ДемРоссии” пришла на передачу и я. Грубостей по отношению к автору стремительного за 500 дней экономического прорыва от меня никто не ждал, поэтому и возражений по поводу присутствия в эфире не возникло. Сложность заключалась в том, что можно было только задавать вопросы. Рассуждать и самой давать оценки на пресс-конференциях не полагается. Поэтому задача стояла так сформулировать вопрос, чтобы в нем был запрограммирован желаемый ответ. А услышать хотелось что-то вроде: “Ну, что вы! Гусь свинье не товарищ.” По первому кругу спросила для разминки про Конституцию, поддерживает или нет. Ответил, что Конституция ему не нравится. Второй вопрос и ответ на него выглядели примерно так:

- Григорий Алексеевич, всем известна ваша политическая чистоплотность. Вы всегда умели стоять на собственной позиции даже в невыгодных для вас условиях, не поступались чистотой имени ради дополнительного успеха. Как же случилось, что вы приехали поддержать Ивана Индинка, на котором, как говорится, клейма негде ставить от поцелуев его бесчисленных политических опекунов? В последний раз ему покровительствовал нынешний узник Лефортова Руцкой со своей партией. Не опасаетесь ли вы, что тень от политической всеядности вашего протеже падет на вас?

- Я должен заметить, - сказал Явлинский, - что приехал исключительно для того, чтобы убедить избирателей проголосовать за “Яблоко”. Г-на Индинка я знаю постольку-поскольку, в списке “Яблока”, насколько мне известно, его нет. Но он очень хорошо меня встретил, и за это я ему лично благодарен. Не более того. Вы, очевидно, неправильно истолковали мои намерения.

Большего я и не желала. Неважно было, что он думает про мое толкование, важно, чтобы избиратели все правильно поняли: нет никакого союза между Явлинским и Индинком, что в чужие одежды рядится кандидат в Совет Федерации.

Предвыборная борьба была очень трудной. Мы плыли против сильнейших возможностей номенклатуры с прицепившимся к ногам свинцовым манохинским балластом. Сбросить его так и не удалось. Со всех сторон шли переговоры с их штабом, убеждали снять слабые кандидатуры еще до выборов. Но напрасно! Они, не имея патронов для борьбы, просто заходили нам в спину, дышали в затылок, шли на таран. И избиратели разделились. Победы это им не принесло - по всем округам их результат был четвертым, но мне в пятисоттысячном округе с девятью кандидатами не хватило всего три тысячи голосов, чтобы победить ставшего депутатом И.С.Аничкина. Вот кусок из нашего итогового заявления для СМИ. Проигрыш кандидатов от “ДемРоссии” обусловлен личным и аппаратным вмешательством представителя президента А.Манохина в формирование списка кандидатов от демократических сил согласно собственным симпатиям. Попытка Манохина создать вокруг чиновничьей приемной оплот демократических сил привела не только к проигрышу реформаторского блока в Нововсибирской области. Теперь по прошествии времени могу от себя добавить. Начавшаяся тогда в его душе пляска несостоятельных лидерских амбиций привела его в конечном счете и к личному политическому краху. “Не форвард!” - нужно же реально оценивать свои способности.

Шоком, но не отрезвлением почти для всех активно задействованных в политике демократов стал после победы на апрельском референдуме провал декабрьских выборов. Недоумевали: “Почему?” Казалось, удача лежала на ладони, оставалось только сжать пальцы. Словно бы и невдомек проигравшим, что между победным апрелем и бесславным декабрем был промежуток: октябрь, в котором ветер метал по асфальту желтые листья, залитые алой кровью демоса. Словно бы и невдомек, что вчерашние из демоса политические кумиры сегодня выряжаются евпатридами. И если новоявленная политическая знать в пылу борьбы “любой ценой” позабыла о сути демократии, народ-то не в беспамятстве - помнит! И голосует, как нравится. А кому нравятся те, кто в тебя стреляет? Жалеют тех, кого расстреливают. За них и голосуют.

И все-таки выборы в федеральное собрание в декабре 1993 года закончились для нас не полным поражением: сенатором от двухмиллионного новосибирского избирательного округа стал Алексей Мананников. Ему предстояло пройти второй депутатский маршрут. Теперь, по моему определению, уже в постдемократической России: с всегда боящимся очередного разгона, бесправным парламентом; с беззаконием, с невыплатами зарплат и пенсий; с русскими солдатами, погибающими непонятно за что на таджикской границе; наконец, с необъявленной, которую только после позорного завершения и стали называть своим именем, войной в Чечне - войной, развязанной президентом на территории России.