Самым сокрушительным для российского народа
событием 1994 года, а по существу и последнего десятилетия, стало наведение
“конституционного порядка” на северном Кавказе. Как ни старались политики
смягчить формулировку, в истории России та осень ознаменована как начало
русско-чеченской войны. На третьем месяце лета Чечня получила
первый серьезный намек из федерального центра: “Из Москвы в Надтеречный район
Чечни только что нелегально прибыл председатель оппозиционного Временного
Совета Умар Автурханов” (Известия, 6 августа 1994 года). По этому поводу
высказались уважаемые люди. “Здоровым силам” выразил поддержку, например,
Сергей Филатов - руководитель президентской администрации в ту пору. Как всегда
вовремя, дал оценку и Сергей Шахрай - тогда вице-премьер. “Содержание декрета о власти, принятое Временным Советом”, - сказал он, - “свидетельствует о том, что появились силы, способные нормализовать отношения с
федеральными властями”. И в богом забытое Знаменское, которое не на каждой
карте-то отыскать, к “нелегалу” толпой вдруг рванули столичные журналисты,
чтобы на первых полосах и в “прайм-тайм” интенсивно освещать народное восстание
из 16 человек против генерала Дудаева. Ну, кто поверил в
естественность событий! Даже несведущие в политике люди понимали, что это
спектакль. Что режиссеры-постановщики оттуда и те же: после взятия дворца Амина
может только звезд на погонах добавилось. И конечный результат издали виден,
как на ладони. Нет же! Нет пророков в отечестве... Пока
газеты рассказывают, как растет и сплачивается антидудаевская оппозиция,
генерал за три дня собирает общенародный съезд, который голосует за священную
войну. На рынках Чечни взлетают цены на запасные стволы для автоматов.
Пристальное внимание к происходящему в те дни в
России, отраженному на газетных страницах, объясняется еще и тем, что в эфир
Новосибирского телевидения вышла давно задуманная и наконец родившаяся моя
еженедельная передача. По замыслу, я должна была выступать с обзором прессы за
неделю, российской и местной, и собственными комментариями к сообщениям и
публикациям. Если не считать нескольких полгода назад попыток (“В прямом эфире
- ДемРоссия”) - это мой дебют на телевидении. Тем более - с авторской
программой. Поначалу она называлась <<“Пресс-ателье” Ольги Лесневской>>.
Название предложил редактор А.Г.Рапоппорт. Согласилась сразу, так как сама
ничего придумать не могла. Я и статьи в редакции сдавала, как правило, без
названия: почему-то затруднялась формулировать кратко и одновременно выпукло.
Потом пришлось внести поправку. Дело в том, что передача с похожим названием
была на Новосибирском радио. Ее вел известный автор - журналист с большим
стажем Александр Метелица. Он позвонил с обидой Раппопорту, и мы тотчас приняли
замечание. А поправку придумала Г.И.Ткаченко из “Ведомостей”, она как раз
классно изобретала формулировки:
- “Пресс-дуэль” - тебе это больше подходит!
Я не нашла возражений. Передача отнимала
достаточно сил, но главное - держала в информационном тонусе: прессу
приходилось читать ежедневно и всю - как центральную, так и местную.
Хорошо помню, как начиналась война в Чечне. К
счастью, не пришлось быть очевидцем. Теперь, когда прямое противостояние
закончилось и “де факто” Россия расписалась в бессилии диктовать условия
гордому народу, можно, опираясь на факты, наконец-то разобраться и
определить зачинщиков. Достаточно внимательно перечитать хотя бы одну
ежедневную газету за тот период. Взять, к примеру, “Известия” -
можно составить хронику событий с комментариями из воспоминаний и ощущений.
Публицистический коллаж, если можно так выразиться.
2 сентября. “Категорический запрет на
применение оружия для разрешения политических споров - объявили решение лидеры
духовенства Чечни”. Заметьте! Уже создана оппозиция, уже арсенал российской
армии вовсю ее вооружает, а официальная мусульманская Ичкерия
вместо решительных мер перво-наперво объявляет фатву, обязательное для всех
мусульман решение, в данном случае - на запрет оружия. Это разве не попытка
остановить войну?
3 сентября. Одобрительное сообщение о
первой вылазке оппозиции - фактически первом столкновении: “Оппозиция в Чечне
переходит к действиям”. По сообщению ИТАР-ТАСС, “обстановка в Чечне крайне
обострилась. После столкновения в Урус-Мартане начались боевые действия между
оппозицией и вооруженными формированиями президента Дудаева”. И далее с
подогревом: “Режим Дудаева” стремится различными путями внести раскол в
оппозиционные ряды. С телеэкрана звучат призывы изгнать со своей территории
бандитские группировки...” Слышите подначку? Объединяйтесь, мол, ряды
оппозиции! А что, собственно, плохого в действиях президента? Ведь это те самые
“бандформирования”, с которым русским парням потом придется биться долгих два
года. Почему бы чеченским властям самим не справиться? Но будущие потери не в
счет, и цель оправдывает средства: главное - доказать, кто в доме хозяин.
Продолжаем доказывать.
6 сентября. “В Чечне идут бои” - это
заголовок. А вот содержание: “В результате ожесточенного боя между
вооруженными подразделениями Джохара Дудаева и оппозиционным отрядом Руслана
Лабазанова (уважительный такой знак равенства: избранный президент, генерал
Советской армии Дудаев и отпетый уголовник Лабазанов) город Аргун захвачен
частями президента Чечни”. Это примерно, как ес
ли бы сказать: “В результате
боев с люберецкой группировкой Москва захвачена милицейскими частями столичного
мэра. ” Почему город захвачен, а не освобожден? И снова, теперь уже в другом
контексте: “Захвачен в качестве заложника офицер российской контрразведки.
Благодаря принятым мерам освобожден из дудаевских застенков. ”И что,
спрашивается, делал этот офицер в банде Лабазанова? Если оказался случайно, а
пленен при невыясненных обстоятельствах, то это называется “задержан до
выяснения личности”. А “дудаевские застенки” - примерно, как лужковские
“Бутырки” .
8 сентября. “Поезда на Грозный не идут”
- коротенькое сообщение.
10 сентября. Здесь уже видна официальная
позиция России. “Остановить войну в Чечне невозможно, - считают в Кремле. ”Это
Э. Паин, руководитель рабочей группы по национальной политике Президентского
Совета сделал доклад с перспективным прогнозом, один из выводов которого звучит
так: “Маловерятным представляется вариант, при котором Дудаев одерживает полную
победу над оппозицией и восстанавливает контроль над всей территорией Чеченской
республики. Столь же маловероятен вариант самостоятельной, без содействия
России, победы оппозиции. ”Дудаев же на своей пресс-конференции в Грозном
говорит более конкретно, как бы называя вещи своими именами. Говорит, что
ожидает “крупномасштабной агрессии со стороны России с целью отстранить его от
власти”.
29 сентября. После некоторого уныния
вновь всплеск надежды на беспомощную оппозицию: “Столкновение в
Надтеречном районе. Отбив атаки противника,
подразделения Б.Гантамирова впервые предприняли контрнаступление на Грозный и
имели некоторый успех”.
1 октября. “Аэропорт в Грозном атакован
боевыми вертолетами”. Здесь уже не просто надежда, чувствуется прямая помощь
российским могуществом: откуда у разрозненных отрядов Б.Гантамирова вертолетное
подразделение? Не кучка головорезов - воздушные асы! И что Дудаев? Отвечает
ультиматумом Кремлю, грозит объявить войну, если руководство России официально
не отмежуется от вертолетной атаки. Правительство отмежевалось по всем силовым
министерствам. Но атаки не прекратились.
4 октября. С удовольствием отмечается:
“В последние дни события в Чечне свидетельствуют о переходе инициативы в руки
оппозиции. В минувшие дни она предприняла серию атак, имевших целью уничтожить
авиацию противника”. Дудаев делает последние попытки противиться войне, обращая
на себя внимание мирового сообщества. Агентство ИТАР-ТАСС цитирует заявление:
“Российское руководство, используя банду предателей, перешло к открытой
агрессии против ЧР. Применяется самая современная техника и вооружение”.
Сообщество молчит, Россия не признается, Чечня сплачивается.
7 октября. Еще так мало жертв: “По
данным источника из Грозного с момента эскалации гражданского конфликта здесь
погибло около 30 человек.” Но многим уже понятно ближайшее будущее. “Источник в
Грозном” считает: “Нет никаких сомнений в том, что оппозиции гарантирована
финансовая помощь России... Специфика самосознания чеченцев такова, что любые
доказательства прямого участия российских военных в этом конфликте означают
конец оппозиции. Представление таких доказательств объединит весь народ вокруг
Дудаева.” Доказательств становится все больше.
18 октября. Странная вылазка в
контролируемый дудаевскими частями Грозный. “Вступив в город с востока, запада
и севера, оснащенные танками, БТРами и артиллерией оппозиционеры не встретили
реального сопротивления правительственных сил и продвинулись на отдельных
направлениях далеко в глубь Грозного. Передовые подразделения наступавших
приблизились к президентскому дворцу на расстояние 400 м. А затем неожиданно
покинули город”.
21 октября. Что называется, конец
терпению: “19 октября чеченские правительственные войска близ сел Урус-Мартана,
Гехи и Гойты нанесли сокрушительный удар по боевым подразделениям объединенной
оппозиции. МВД Чечни официально уведомило об окончательном разгроме
бандформирования Б.Гантамирова”.
Но разгром уголовника
Гантемирова не отвечает московским ожиданиям. Лишь временная дается Дудаеву
передышка: пока в Москве готовится новая комбинация по свержению президента
Чечни.
19 ноября. Ровно через месяц, “в пятницу
утром отряд чеченской оппозиции при поддержке танков разгромил пост
правительственных войск у населенного пункта Долинский”. Сообщение “Интерфакс”:
“Грозный призывает Москву остановить начинающуюся бойню. Грозный обвиняет
Москву в фактической поддержке оппозиции”. Ответ ИТАР-ТАСС: “Утверждение о
вмешательстве России не соответствует действительности”. Понятно, отступать не
намерены.
23 ноября. “В Чечне нервозно. Готовятся
к решающему штурму оппозиции. На площади перед дворцом начали собираться люди:
официальные власти через средства массовой информации продолжают призывать
население встать на защиту свободы и независимости республики”.
29 ноября. Штурм Грозного 26 ноября
закончился разгромом. Из 150 пленных - 70 русские военные. “Пленные утверждают,
что они из подмосковной войсковой части, через ФСК подписали контракт...” Вот
они - те самые доказательства прямого военного участия России в конфликте,
которые окончательно объединяют население Чечни вокруг Дудаева. И тем не менее,
Министерство обороны РФ “версию об участии российской армии в чеченском
конфликте называет бредом”. Именно на эти дни пришлось циничное, обошедшее все
информационные источники, высказывание министра П.Грачева: “Если бы воевала
армия, то по крайней мере одним парашютно-десантным полком можно было бы в
течение двух часов решить все”. Понадобилось, однако, два года. И то, чтобы
решить обратную по смыслу задачу.
30 ноября. Тон журналистов резко
меняется: “Три года невнятной политики и 48 часов на размышление”. Это о заявлении
Ельцина, в котором требование: 48 часов с 6.00 часов московского времени 29
ноября на прекращение огня и сложение оружия. Доигрались в “оппозицию”, страшно
стало: после октября 1993 года понимают, чем кончаются президентские
ультиматумы. Утром этого же дня центр Грозного подвергся бомбардировке с
воздуха. По-прежнему, считается, что силами оппозиции. Под бомбежкой Дудаев
проводит пресс-конференцию. По-военному хладнокровен: при очередном ударе все
падают лицом вниз, он не шелохнется. Это показывают по ТВ, это производит
впечатление на всю Россию. Вечером в тот же день собирается Совет Безопасности.
Итоги заседания не объявляются. Но через 12 дней уже ни у кого не будет
сомнений, что 29 декабря Совет безопасности в составе Б.Ельцина, П.Грачева, В.Ерина,
Ю.Калмыкова, А.Козырева, О.Лобова, А.Николаева, Е.Примакова, И.Рыбкина,
С.Степашина, С.Шахрая, С.Шойгу, В.Шумейко под “коллективную ответственность”
приняли решение о военной операции против Чечни. Не забыть бы эти имена.
Дальше хронология бессмысленна. Все дни
переплелись сначала кошмаром ожидания, потом ужасом происходящего. “Лубянка
вербовала российских военных для секретных операций в Чечне”, “Переброска войск
к Чечне продолжается”, “Власти блокируют работу журналистов”, “Война в Чечне
погубит российскую демократию”, “Первые гробы из Москвы прибыли в Чечню” - вот
газетные заголовки тех дней. К 10 декабря кольцо блокады вокруг Чечни
сжимается. Последний жест доброй воли со стороны Дудаева - он отпускает всех
российских военных, захваченных во время штурма Грозного 26 ноября. Но надежд
остановить кровопролитие уже не остается: 10 декабря войска министерства
обороны РФ и войска МВД вступают на территорию Чечни. Пятнадцать лет без
пятнадцати дней отделяли этот день от даты начала предыдущей - советско-афганской
войны. И здесь уместно привести высказывание, которое сделал в день ельцинского
ультиматума мало кому тогда известный соратник Дудаева С.Яндарбиев: “Вариант
российского вторжения нами никогда не исключался. Судя по выступлению Ельцина,
все идет к тому. Сейчас даже те, кто сомневался, встанут на защиту республики.
Если Россия направит сюда войска, то получит второй Афганистан. Горы нас
защитят”. И это обещание материализовалось. С той лишь разницей, что тогда из
российских граждан гибли только военные. На этот раз жертвой политической
авантюры в первую очередь стало мирное население.
Эту полную жуткой безысходности декаду декабря я
провела в Москве, выполняя разного рода поручения Мананникова в Совете
Федерации. У него дома жена висит на телефоне, договариваясь, с кем только
можно, об интервью на тему “Будет - не будет война. Что ли совсем
идиоты?” Непрестанно курит, нервно выстукивает на машинке тексты
для радио “Свобода” с разными мнениями. Оптимистичных почти нет.
Бывший Дом российской прессы на Пушкинской,
теперь Совет Федерации, снова полон представителей российской и зарубежной
прессы. В малом зале журналисты сидят даже на полу, пристроившись между
телевизионными камерами. Это пресс-конференция президента пограничной с Чечней
Ингушетии Руслана Аушева. Вчера на пути войск по территории Ингушетии были
жертвы, сегодня Ингущетия уже принимает поток беженцев из Чечни: бомбардировки
в Грозном не прекращаются. Аушев говорит все, как есть, не стараясь понравиться
. И именно потому нравится всем. Без пафоса, с усталостью, знающего войну,
человека разъясняет политическую бездарность и обреченность силового подхода.
Потом говорит председатель соответствующей комиссии Совета Федерации. Ссылается
на информацию, полученную от депутата В.Курочкина - тот уже в Чечне. Нужно
сказать, что Чечня стала своего рода Меккой для депутатов. Побывали там многие.
Кто, чтобы отведать политической остроты, кто - чтобы конъюнктурно отметиться
среди пацифистов, либо наоборот, зависело от взглядов. Чья-то озабоченность вопросом,
особенно на втором году войны, носила откровенно эксцентричный характер. Что
стоил один только “продудаевский” союз Валерии Новодворской с Константином
Боровым! Что полезного он дал? Ну, ладно, Новодворская - талантливый публицист,
может быть два-три сердца она зажгла антивоенной риторикой. А Боровой?
Рефлексирующий дэнди, Нарцисс, любующийся собой в отражении телеэкрана. Его
тяга к телефонным откровениям стоила жизни чеченскому лидеру. Но было несколько
человек, которые бесспорно, не вызывает сомнения, что не ради острых ощущений
делали все, от себя зависящее, сначала, чтобы предотвратить войну, а после -
хотя бы открыть миру глаза на бесчестность власти, которая побоище устроила.
Были и совершенно конкретные депутатские дела: переговоры по освобождению
пленных, устройство беженцев и т.д. Недаром “человеком года” в 1994 году стал
С.А.Ковалев. Безусловно к таким следует отнести и Виктора Курочкина. Его книга
“Миссия в Чечне”, наполненная фактическим свидетельством событий, - тому
подтверждение.
Дальше описывать события, не будучи очевидцем,
нельзя: уже много издано (и сколько еще будет) материалов непосредственных
участников. Мы были в тылу. Но все с той войной как-то соотносились. И все в
какой-то мере за нее в ответе. Не было в России многотысячных протестных
митингов. Это потом, когда гробы потоком пошли, солдатские матери
встрепенулись. Да и то их деятельность была “идеологически выдержанной” и
сводилась к вызволению пленных, да обеспечению махоркой еще не попавших в плен.
В первые дни войны мы попытались в Новосибирске организовать пикет возле здания
штаба СибВО. Пришли около десятка женщин. Стояли мы на морозе на главной улице
города с плакатами, а мимо шли равнодушные граждане. В остальной России
бунтарей было не больше.
А впрочем, верно ли возлагать ответственность на
народ? Был законный всенародно избранный орган власти - это Совет Федерации,
который законным способом мог остановить войну. Правда, для этого нужно было
поссориться с Ельциным. Председательствовал тогда в СФ В.Ф.Шумейко, явно к
ссоре не склонный: он ведь сам участвовал в принятии решения о вводе войск 29
ноября, будучи членом Совета Безопасности. Но даже 17 декабря война в Чечне еще
могла быть остановлена. На пленарном заседании СФ выступал В.Курочкин. Он на
основе объективных фактов объяснил сенаторам, что это война вовсе не с
бандформированиями, что это война с народом. Такие войны, как учит история, не
приносят побед. Понятно, что все слушали заинтересованно. Понятно, что нужно
было выносить какое-то постановление. Вопрос - какое? Проект постановления
содержал рекомендации президенту немедленно прекратить боевые действия и
вступить в переговоры. Советовал, так сказать. Своей же, отпущенной
Конституцией властью, воспользоваться не решились. Привожу выдержку из
стенограммы , а точнее - выступление депутата Мананникова на заседании СФ 17
декабря 1994 года.
“Уважаемые коллеги! Мы, вообще говоря, сняли с
себя ответственность за то, что происходит в последние дни. В нашу
конституционную обязанность входит решение вопроса о том, как и где
использовать войска. Президент использовал войска без нашего на то согласия и
даже после того, как мы уведомили его, что использовать войска нельзя. Этот
факт мы здесь замолчали и своего отношения не высказали. Мы можем это либо
одобрить, либо не одобрить, но молчать - значит занимать <<страусиную
позицию>>. Поэтому я предлагаю проголосовать мою поправку:
<<Обратиться к Президенту РФ - Верховному Главнокомандующему Вооруженными
Силами РФ с требованием о немедленном отводе российских войск к местам их
постоянной дислокации>>”. И проголосовать за эту поправку я предлагаю
поименно, чтобы ответственность за то, что происходит в стране, мы несли сами,
а не сваливали ее на исполнительную власть.” А далее было поименное
голосование. Из 178 сенаторов, участвовавших в заседании, только 24
проголосовали “За”. В их число входили и президенты национальных республик -
Аушев с Илюмжиновым, и коммунисты - Романов со Стародубцевым, и демократы -
Болдырев с Курочкиным, и просто порядочные люди - Ю.Черниченко, В.Зубов,
А.Тулеев и др. Сто сенаторов отказались голосовать вообще, есть у них и такое
право, а 43 проголосовали конкретно “Против”. Среди них был второй
новосибирский сенатор - губернатор Иван Индинок. Так что в отличие от афганской
у истоков чеченской войны стоят конкретные имена. Как писала “Новая ежедневная
газета” год спустя, “это была последняя попытка спасти страну от войны. Была
точно сформулированная Мананниковым поправка. Не прошла. 43 человека,
голосовавшие против, сейчас наверно и не думают, что именно их руками
отправлены в ростовские тупики вагоны неопознанных солдатских тел, их
голосование разрушило город, их позиция дала стране 300000 беженцев”.
Помню, как негодовал, как трясся от гнева на
экране телевизоров Индинок, после того, как в одной из своих передач высказала
мысль, близкую к сформулированной “Новой газетой”: о персональной
ответственности голосовавших сенаторов. Как бил себя в грудь, как доказывал
свою гуманность, свою любовь к детям... И многие ведь до сих пор верят:
добрейшей, мол, души человек. А потом был Новый год. И штурм Грозного. И
карнавальное конфетти. И ковровое бомбометание. И серпантин автоматных
очередей. И бокалы с шампанским. И два года с кровью. Все смешалось.
Год начался и лично для меня очень плохо: умер
мой папочка. 9 января исполнилось восемьдесят два года, а через семнадцать дней
его не стало. Это случилось 27 января 1995 года в день моего пятидесятилетия.
Последний год он чувствовал себя неважно. В мае ему оперировали глаз - удалили
катаракту. Глаз ослеп, второй видел совсем плохо. Почти полная тьма угнетала
его, тем более, что на девятом десятке лет он сохранил абсолютно ясное
сознание, великолепную память и остро нуждался в зрении до последнего дня
жизни. Подспудно тревожное ожидание близкой смерти в нашей семье присутствовало.
Предчувствуя, перед Новым годом я съездила в Керчь. Папа выглядел слабым, но
держался довольно бодро. Мамочка берегла его, как хрустальную вазу - они
замечательно прожили вместе пятьдесят четыре года. Перед моим
отъездом собрались за столом; пришла моя любимая школьная, теперь, господи,
тоже покойная подруга Эмма. По рюмке массандровского муската выпили за все
сразу: против войны в Чечне, за Новый год, чтоб не болеть, за предстоящий через
месяц мой юбилей. Кто мог подумать, что именно юбилейный день станет днем
папиной кончины!
Весь январь он болел. Мучил обычный для стариков
зимний бронхит, и врачи уговорили лечь в больницу. Я звонила домой каждый день.
Вроде дела шли на поправку. В таком положении не до торжеств, но жизнь есть
жизнь, и ничего в ней без конкретной причины не отменяется - праздники тоже. В
день рождения - это была пятница, большая “гостьба” была перенесена на
воскресенье, меня поздравляли в маленьком коллективе на работе. Были я, Татьяна
Кожевникова, Б.Г.Кадачигов, да заехал с темно-красными розами Е.Ф.Огородников;
вокруг маленького столика в углу нашей канцелярии - тесная такая компания.
Разлили коньяк. Выпили по рюмке за именинницу. Подняли вторую.
- За родителей! - сказала я, - У меня папочка
болеет. Тост прервал телефонный звонок.
- Дедушка! - услышала я в трубке голос сына, -
Зинаида Поликарповна позвонила... Это наша керченская соседка. Стасик не
сказал, что дедушка умер, но поняла сразу. Смерть первый раз вошла в мой дом.
Да еще при таких странных праздничных обстоятельствах. Потом я много думала,
почему произошло именно так. И показалось, что так и есть - это был день моего
совершеннолетия, и папа меня, младшую в семье, оставил старшей по дому. И
приняла это поручение: с тех пор чувствую ответственность и за маму, и за
сестру вместе с ее дочерью и внуками.
Но в тот момент я не размышляла. Тупо сказала: “У
меня папа умер”, и все пошло, как бывает в таких случаях, когда рядом есть
товарищи. Огородников через полчаса привез билет на самолет до Симферополя,
Мананников позвонил из Москвы и, узнав, что у меня нет достаточной на поездку и
похороны суммы, успел созвониться с администрацией области, а В.Н.Киселев,
первый зам Индинка, за полчаса до конца рабочего дня в предвыходной день успел
подписать распоряжение о моей командировке в Москву, чтобы хоть немножко
сократить расходы. Спасибо всем, кто помог. Я в долгу не останусь.
Мананников встретил меня во Внуково и пересадил
на симферопольский рейс. Из Симферополя до Керчи добиралась на такси. В дверь
домой позвонила поздно вечером. Мамочка держалась стойко. Я приехала первой,
Таня с Игорем и Настенька - утром следующего дня. Печальное дело - похороны. Мы
старались все сделать, как, нам казалось, папа хотел. Военкомат распорядился о
почетном воинском карауле, мои школьные друзья помогли с памятником,
транспортом и поминками: провожающих папочку в последний путь, несмотря на
преклонные годы, было много. Хорошо жил, умер легкой мгновенной смертью, с
почетом схоронили. Осталась светлая память.