Сны под стук колес

Воспоминания о студенческих годах, о железной дороге и об ушедшей эпохе

Сны под стук колес

1986 – в Москву, в Москву!

Мои девяностые пахнут железной дорогой. Я въехала в них на старенькой пригородной электричке с дребезжащими разболтанными дверями и жесткими деревянными сидениями. Отлично помню эту поездку в июне 1986 года, и, кажется, до сих пор ощущаю теплый поток встречного ветра из приоткрытого окна, пропитанный креозотом и романтикой дальних странствий.  Мы с Ольгой увлеченно провожаем глазами бегущие навстречу дома и деревья, жуем липкие ириски «Золотой ключик», возимся, хохочем невпопад и болтаем глупости.

Добраться до Москвы из нашего города совсем не сложно, всего час двадцать на электричке. Многие наши соседи годами работают в Москве и ездят так каждый день, тяжело, кончено, но привыкают. Вот только мы свою молодую жизнь гробить подобным образом не собираемся, у нас нет никаких сомнений, что совсем скоро мы станем студентками и заодно москвичками, нам дадут общежитие и временную прописку.

В Москву без взрослых я уже несколько раз ездила, знаю где купить билет и как пройти на нужную платформу. Поводы для поездок случались разные: то с классом в музей, то с подружкой по магазинам, то в гости к папиным родственникам. Но сегодня в Москве нам предстоит дело поважнее: этим летом мы с отличием окончили радио-механический техникум и теперь едем подавать документы в институт, где надеемся провести следующие пять лет.

Ольге хорошо, она уже определилась, будет поступать только в МГУ, других вариантов даже не рассматривает. У нее математические способности и технический склад ума. У меня с математикой тоже неплохо, но вокруг столько всего привлекательного! Я хочу выбрать институт попроще, чтобы оставалось время на музеи, театры и выставки. Планы у меня грандиозные, мне совершенно необходимо получить высшее образование, но еще важнее начать, наконец, модно одеваться и найти хорошего мужа. С этим лучше не затягивать, ведь после института в лучшем случае придется вернуться в нашу подмосковную дыру, а в худшем еще куда подальше зашлют по распределению.

Специальность давно выбрана, техническая кибернетика, в наше время самое перспективное направление! Я абсолютно уверена в своих силах, ведь в этом году за красный диплом техникума по смежной специальности к результатам вступительных экзаменов добавляют целых три балла, мне обязательно их дадут, не зря же я проходила практику в вычислительном центре и умею набивать перфокарты и перфоленты.

В приемной комиссии университета Ольга предприняла последнюю попытку уговорить меня сдать вместе с ней документы на ВМК, но я заупрямилась и потащила ее искать институт моей мечты. МЭИ показался нам слишком академичным, в МИЭМе не полагалось общежитие, а в МИИТе, Московском Институте Инженеров железнодорожного Транспорта, я сразу почувствовала себя как дома. На самом видном месте в холле висело красочное объявление: «10 июля в актовом зале состоится дискотека для абитуриентов, приглашаются все!». Отбросив дальнейшие колебания, я сдала документы в приемную комиссию, и мы с чувством выполненного долга поехали домой.

Наступила осень, все волнения и экзамены позади, я студентка! Начинаем, как водится, с поездки в колхоз на картошку, потом постепенно втягиваемся в учебу. Новая, почти взрослая жизнь ударяет в голову как шампанское. Общежитие поражает своим размахом, бесконечные коридоры грандиозного сталинского дома с высоченными потолками с непривычки давят на психику. Наш факультет технической кибернетики живет на шестом этаже. В одном конце коридора кухня, навечно пропахшая подгорелыми котлетами. По массивным столам и видавшим виды газовым плитам деловито снуют непобедимые тараканы.  В противоположном конце коридора туалет на шесть кабинок и раковины для умывания, здесь же можно постирать белье в оцинкованном тазике. Душ приютился в подвале, на двери висит расписание, по четным числам девочки с утра, мальчики вечером, по нечетным – наоборот, смотрите не перепутайте. Периодически в душе засоряются стоки, и тогда длинный коридор от двери в подвал до душевых кабинок приходится преодолевать по колено в мутной холодной воде.

Общежитие никогда не спит, жизнь кипит здесь днем и ночью, внешний вид студентов бесконечно многообразен. На кухне всклокоченные девицы в халатах помешивают содержимое разнокалиберных кастрюлек, на балконе курят парни в трениках с вытянутыми коленками, у лифта толпится стайка расфуфыренных красоток, отъезжающих в ДК на дискотеку, в учебную комнату направляются солидные дипломники с чертежами в тубусах.  Зеленые наивные первокурсники, на вид совсем детишки, снизу-вверх поглядывают на взрослых выпускников, многие из которых уже женаты, а кое-кто даже обзавелся детьми.

Семейные пары живут на втором этаже, там недавно был ремонт и комнаты покомфортнее, у них даже есть общая стиральная машина. Молодые мамочки друг другу помогают, в одиночку с ребенком справиться трудно. О памперсах в Советском Союзе тогда еще никто не слышал, и пюре в баночках еще не изобрели, кашу и овощи для детей им приходится протирать через сито. Мы пока что ничего в этом не понимаем и смотрим на юных мамаш без особого пиетета, ребенок, конечно, дело хорошее, но всему свое время.

В нашей комнате четыре железных кровати с панцирными сетками, я сплю у двери, у окна Настя из Орла, по бокам – Оля и Вера с Урала. В стремлении создать уют, мы разгородили большую бестолковую комнату шкафом, сейчас это называется «зонированием». В жилой части поместились кровати и обеденный стол, а за шкафом, в хозяйственной зоне, втиснулись вешалки для верхней одежды, обувная тумба и холодильник. Обеденный стол в случае необходимости легко превращается в письменный. Шкаф и стены мы обклеили яркими фотографиями и прикольными картинками, композицию все время обновляем и совершенствуем.  Мы живем дружно и весело, соседки попались домовитые и хозяйственные, у нас всегда чисто, и быт идеально налажен. Питаться в столовой дорого и невкусно, поэтому мы составили график дежурства и соблюдаем его пуще девичей чести. Дежурный берет деньги из общего кошелька, покупает продукты, готовит обед и поздно вечером моет посуду.

В общежитии в те годы безраздельно царил культ театра. Мальчики увлекались этим видом искусства не только в художественном смысле, в ходу было интеллектуально-спортивное мероприятие, называемое в народе «Лом». С вечера они занимали стратегическую позицию у театральных касс, ночь проходила в тревожном ожидании, а ближе к утру начиналась драка за очередь к окошку. Побеждали сильнейшие, сдавали вахту находившимся тут же на подхвате девушкам и возвращались в общагу отсыпаться. Проверенные и закаленные в битвах девушки закупали билеты в лучшие столичные театры. Спекулировать на тот момент еще мало кто умел, поэтому излишки билетов, добытых в честном бою, реализовывались тут же, в общежитии, по государственным ценам. Благодаря этим экзотическим ночным развлечениям нам удалось побывать практически везде: в театре Ленкома, в Сатириконе, на Таганке, в Большом. Но, даже без переплаты спекулянтам, походы в мир искусства наносили ощутимый удар по нашему бюджету.

Родители тогда выделяли мне на жизнь по 100 рублей в месяц. Семья у меня вполне благополучная, мама с папой – кандидаты наук, работали тогда заведующими отделов в НИИ, зарабатывали по тем времена очень прилично и считали, что обеспечивают меня более чем щедро. Объективно я была с ними согласна, но денег почему-то от этого больше не становилось, их просто катастрофически не хватало.

Стыдно признаться, но, пожалуй, главная статься расходов отводилась у меня на внешний вид. В моду вошла легкая химическая завивка крупными локонами, считалось, что сделать ее правильно могут в салоне «Кудесница» у Никитских ворот. Попасть туда можно было только по записи, которая начиналась в восемь утра, но занимать очередь нужно было не позже шести, иначе номерок мог и не достаться. До центра добирались минут за сорок на троллейбусе, первый утренний рейс нас устраивал. Общежитие в это время еще закрыто, мы вылезали из окна первого этажа и в темной утренней тишине шагали на остановку, воспринимая ситуацию как настоящее приключение. Подъезжали к салону, записывались в очередь, получали номер на руке, и, наконец, вот он, заветный талончик! После чего, потратив в назначенное время на манипуляции с волосами три часа и четверть стипендии, чувствовали себя богинями.

До слез хотелось одеться получше. Мама считала, что индийских джинсов из ближайшего универмага мне должно за глаза хватить для счастья, но как же я завидовала с иголочки одетым москвичкам! Импортные вещи можно было купить на Рижском рынке по заоблачным ценам. Запомнилось, как однажды нашу МИИТовскую секцию аэробики отобрали изображать живые картинки на первомайской демонстрации. Полгода нас каждое воскресенье с утра пораньше гоняли на репетиции, мотивируя обещанием выдать импортные обтягивающие комбинезоны из лайкры и олимпийки с вышивкой. Вместо этого раздали отечественные трикотажные штаны радикально розового цвета и невзрачные джемперы, зато мама утверждала, что почти минуту видела меня в программе Время.

1987-1988 – Студенческий Отряд Проводников

В нашем институте железнодорожного транспорта каждое лето формировался СОП, Студенческий Отряд Проводников. В нем отлично уживались прагматики, желающие достойно заработать, и романтики, бескорыстные любители дальних странствий. Отряд проводников базировался на Ярославском вокзале, обслуживая северное и восточное направления. Северные рейсы в Архангельск, Северодвинск и Воркуту, навстречу белым ночам, Белому морю и пирожкам с брусникой чередовались с восточными, в Северобайкальск, Владивосток и Лену, сквозь меридианы, навстречу восходящему солнцу.

Днем и ночью мы выходили на платформы больших узловых станций и затерянных в полях полустанков, встречали новых пассажиров и салютовали желтым флажком уплывающему вдаль перрону. Под стук колес отдраивали до блеска ветхие, заросшие грязью вагоны, выковыривая из бесчисленных щелей окурки, фантики от конфет и шелуху от семечек.

В рейсах на восток из-за постоянной смены часовых поясов терялось само понятие времени. Только угомонишь к глубокой ночи последних буянов из Москвы и, наконец, соберешься немного прикорнуть, как где-нибудь в Красноярске в вагон вваливаются бодрые сибиряки, накрывают стол к завтраку и с полным правом требуют чаю. Ничего личного, у них на часах честные восемь утра. Люди на этом направлении ездили неизбалованные и доброжелательные.  К чистоте они относились равнодушно, но кипяток требовали днем и ночью. В старых вагонах титан приходилось топить углем или торфяными брикетами, печь ни в какую не желала разгораться и, пока мы учились разжигать ее с помощью деревянных лучинок, кусочков газеты и ненормативной лексики, было пролито немало слез.

Два лета подряд мы бороздили просторы бывшего Советского Союза и все это время с болью наблюдали, как железная дорога, основа нашей специальности и предмет профессиональной гордости, приходит в упадок и впадает в нищету вместе со всей остальной страной. На втором году работы начались перебои с постельным бельем, не хватало мыла и моющих средств, о туалетной бумаге речь вообще не шла, с продуктами каждый месяц становилось все хуже. В хорошие времена перед рейсом в буфете Ярославского вокзала нам выдавали расфасованный по два кусочка сахар в пачках с железнодорожной символикой, чай и кофе в пакетиках, вафли и печения, но через какой-нибудь год мы стали считать за счастье получить в рейс хотя бы желтый, слипшийся сахарный песок и пахнущий пылью грузинский чай.

По вагонам толпами бродили спекулянты, пытаясь продать самые неожиданные вещи. Даже наш начальник поезда однажды решил подзаработать. Он закупил где-то оптовую партию блестящих картонных сумок и в Воркуте потащил нас на рынок продавать их за какие-то совершенно бессовестные деньги.  Колумбов из нас не вышло, местным индейцам продать ничего не удалось.  

Летний сезон заканчивался, и мы возвращались в институт. Здесь тоже с каждым годом учебы становилось все более очевидным, что социализм, пока еще не сдавший в целом по стране своих позиций, уже трещит по всем швам. Какую-нибудь пару лет назад, на первом курсе, посещение лекций было обязательным, и староста потока Марина тщательно отмечала всех прогульщиков и опоздавших. Год назад зачем-то ввели свободное посещение, теперь на лекции ходили только самые дисциплинированные отличники, да и семинары аншлагами не отличались. Комсомол вяло функционировал на последнем издыхании, взносы студенты пока еще сдавали, хоть и неохотно, но собрания решительно игнорировали. Профсоюз тоже пока действовал, в порядке очереди студентам давали бесплатные обеденные талоны на фабрику-кухню, институтские секции обеспечивались путевками в спортивные лагеря.

Наши мальчишки забросили театр и увлеклись политикой, пытались примкнуть к общественной жизни и верили в близкие перемены. Девочки иллюзиям были подвержены меньше и политики сторонились. Запомнилось одно собрание в местном кинотеатре, куда нас почти силой затащили мальчишки, чтобы мы отдали свои голоса за их правое дело. Речь шла о выборах депутата в какой-то местный орган, с нашей помощью эти энтузиасты собирались протащить туда популярного тележурналиста Юрия Любимова, одного из ведущих программы «Взгляд». Накал эмоций зашкаливал, собрание пылало революционными страстями несколько часов, в итоге большинством голосов Юрий Любимов прошел в какие-то высшие правящие сферы. Мальчики некоторое время ликовали, пока не выяснилось, что после нашего исторического собрания Любимова тихо вычеркнули из всех партийных списков и последующие апелляции не дали никакого результата.

1989-1990 – За границу

Перед студентами, хорошо зарекомендовавшими себя в Отряде проводников, на старших курсах маячила условная возможность съездить в Германию, Польшу и Чехословакию. Поездки в западном направлении назывались интер-СОП, работающих там коллег мы считали небожителями и мечтали когда-нибудь к ним присоединиться. После четвертого курса Настя, моя соседка по общежитию, отличница, общественница и комсорг факультета, перетащила нас с Ярославского вокзала на Белорусский через все проверки и собеседования.

Работать на западном направлении физически оказалось намного легче. Вагоны новые, чистые, все системы работают идеально, титан электрический, нажал на кнопочку – потек кипяток, мы чувствовали себя как в санатории. Но пассажирам, надменным, требовательным и постоянно чем-нибудь недовольным, все время казалось, что на пути за границу им недодали элитного сервиса.

В Бресте начальник поезда выдавал нам загранпаспорта и книжки учета иностранной валюты. Нам повезло попасть на Запад в год падения Берлинской стены, наблюдать своими глазами как вершится история. Но, помимо исторического смысла, это факт имел для нас чисто практическое значение. Именно этим летом наши смехотворные суточные в размере тридцати семи слабеньких восточных марок волшебным образом конвертировались в целое состояние. Теперь в рейс нам выдавали тридцать семь полновесных бундесмарок, которые на черном валютном рынке шли по курсу один к десяти и были эквивалентны очень неплохой советской месячной зарплате.   

В Берлине поезд стоял несколько часов, после уборки вагонов мы успевали погулять и заняться шоппингом. Ехали на метро в центр, до станции Alexanderplatz, с восторгом рассматривали Рейхстаг, Кафедральный собор и Бранденбургские ворота. Больше всего на свете мне хотелось бы целый день бродить по удивительным незнакомым площадям и паркам, открыв рот и развесив уши, заходить во все музеи подряд, побывать в Берлинском оперном театре и знаменитом во всем мире зоопарке. Но, к сожалению, времени было в обрез.

Никому не могло прийти в голову тратить валюту на еду, питались всухомятку взятыми из Москвы бутербродами, яйцами вкрутую и рыбными консервами. Кадровые проводники хорошо знали город, показывали нам магазины, где можно было недорого купить одежду, плееры, кассеты, и, предел мечтаний – видеомагнитофон. Мы увязывались за ними как хвостики, нас не прогоняли, но и не ждали, потерялся – твои проблемы. Золотая лихорадка закончилась осенью, студентов выдавили с поля боя сразу, как только истек контракт института с железнодорожниками. 1-го октября нас выгнали прямо с предрейсовой планерки. Было обидно, но душу грел привезенный накануне японский видеоплеер.

В Москве как грибы после дождя открывались видеосалоны, практичные друзья настойчиво советовали отдать в аренду мое сокровище, но я проявила стратегическую недальновидность и уперлась намертво. Еще не хватало, чтобы мой ненаглядный гаджет трогали грубыми и равнодушными руками и вставляли в него сомнительный предметы! Я увезла видеоплеер к родителям, а могла бы неплохо заработать.

В одном из последних рейсов из Берлина в нашем вагоне ехала детская футбольная команда, ее сопровождал здоровенный мрачноватый мачо с толстой золотой цепью на шее. Он явно положил на меня глаз, представился Андреем Сергеевичем и без лишних слов предложил работу в своем, так называемом, Фонде развития физкультуры и спорта.

- Бери свободный диплом и двигай к нам, - уверенно прокладывал он мой жизненный путь. – Мы тебе сразу оклад 200 рублей положим, плюс загранкомандировки, будешь со мной детей возить на соревнования. Для подкрепления серьезности своих намерений он пригласил нас с Настей в Останкино на съемки передачи Поле Чудес, которую тогда вел еще Владислав Листьев.

Свободным дипломом никого уже было не удивить. С периферии после перестройки запросов на наших специалистов больше не поступало, на московских предприятиях вакансии пока что были, но на них распределяли москвичей, а мне, как жителю московской области, полагалось общежитие, поэтому свободный диплом мне выдали с радостью.

1991-1992 – Взрослая жизнь

Я получила диплом в июне 1991 года, в год Павловской денежной реформы и последующего апрельского повышения цен. После защиты диплома мои иногородние соседи по общежитию уезжать из Москвы не спешили, правдами и неправдами пытались зацепиться в столице. В августе мальчишки, несмотря на недавнее разочарование в политической борьбе, ходили к Белому дому защищать завоевания демократии, вернулись возбужденные и вдохновленные собственной храбростью, чувствовали себя героями. Слава богу, никто не пострадал.

Андрей Сергеевич не обманул и действительно оформил меня в свой Фонд секретарем с зарплатой в 200 рублей, но прожить на эти деньги было уже сложно. Нам периодически доставались продуктовые подачки из гуманитарной помощи, то пакетик фасоли, то ветчина в железных банках, то килограмм лимонов, однажды раздали по большому пакету сухой фанты, которую полагалось разводить водой, получалась довольно вкусная яркая жидкость, от которой все потом ходили с оранжевыми языками. В рамках повышения квалификации от Фонда меня отправили на компьютерные курсы, где обучили печатать вслепую десятью пальцами, этот навык мне потом здорово пригодился в жизни. Дела у Фонда шли вяло, загранпоездок в обозримом будущем не предвиделось, жить в Москве мне было негде, а Андрей Сергеевич, предприняв несколько безуспешных шагов к нашему служебному роману, потерял ко мне всякий интерес.

В том же году я вышла замуж. Моя мама на тот момент защитила докторскую диссертацию и стала профессором. Несколько лет она откладывала деньги мне «на приданное», как она выражалась. Еще год назад на них можно было бы купить машину или вступить в жилищный кооператив. Теперь, подав заявление в ЗАГС и получив заветные талоны в магазин для новобрачных, мы смогли купить две рубашки мужу и фен. По тем же талонам нам полагался ящик водки, который через несколько лет сослужил нам хорошую службу в качестве доплаты при обмене квартиры. А гостей на свадьбе мы угощали чистым как слеза самогоном, его мастерски варил и настаивал на перепонках грецких орехов муж моей сестры.

Я забеременела и, как честный человек, сказала об этом Андрею Сергеевичу. Он моей откровенности не оценил и тут же попросил написать заявление об увольнении по собственному желанию, что я и сделала по слабости характера. На время решения квартирного вопроса мы переехали жить к маме в московскую область, в мой родной город.

Мама по знакомству устроила меня на работу в местную газету Колокол, в мои обязанности входил ввод в компьютер текстов, написанных в блокноте от руки нашими журналистами. Работали в редакторе «Лексикон», это древний аналог современного Ворда. Тут-то и пригодились любезно оплаченные Андреем Сергеевичем компьютерные курсы. Смотреть как я с пулеметной скоростью печатаю, не глядя на клавиатуру, сбегались все сотрудники газеты. Правда, моя сменщица Валентина, дама предпенсионного возраста, всю жизнь проработавшая секретарем-машинисткой, в скорости печати мне практически не уступала, хотя била по клавишам одним пальцем правой руки, а левой водила по строчкам линейкой, чтобы не сбиться.

Кроме того, в редакции меня неожиданно сочли компьютерным гением, благодаря умению пользоваться дискетами. Наша газета выходила раз в неделю. В понедельник, вторник и среду мы готовили материал и записывали его на дискету, в четверг нужно было переслать материал в Мытищи, где производилась верстка. Пересылка осуществлялась по модему, а если интернет был не в голосе, специально обученный курьер отвозил дискету на электричке. У Валентины имелась подробная инструкция передачи файла, первый пункт инструкции гласил: «1. Выйти из Лексикона». Однажды Валентина заболела и мне пришлось спасать мир. Главный редактор Надежда Анатольевна принесла Валентинину инструкцию и нервно контролировала каждое мое движение. Я включила компьютер и вставила дискету.

- Подожди, - закричала Надежда Анатольевна, - сначала нужно войти в «Лексикон».

- Зачем? – не поняла я.

- Ну как же, почитай внимательно, первый пункт – «выйти из Лексикона».

На глазах у изумленной публики я заархивировала файл и записала его на дискету. Потом для пущей важности сдвинула створку окошка защиты от записи (если еще кто-нибудь помнит такую фишку на трехдюймовой дискете).

С тех пор Надежда Анатольевна прониклась ко мне уважением и доверием. Сейчас это может показаться смешным, но при отсутствии Windows многие вещи были не такими уж очевидными, у компьютера в то время даже мышки не было, операции приходилось набирать в командной строке и со стороны могло показаться что я делаю невероятно сложные вещи.

1992-1994 – Дети и родители

В 1992 году у нас родился ребенок, необыкновенное счастье плюс бессонные ночи, молочная кухня, стирка, прогулки с коляской и срочное решение квартирного вопроса. Устроивший всех заинтересованных лиц вариант требовал финансовых вложений. Денег нужно было немного, но у нас их не было совсем. В ход пошли те самые двадцать бутылок свадебной водки, мы расплатились жидкой валютой и стали счастливыми обладателями большой и светлой комнаты внутри садового кольца, кроме нас в огромной квартире проживало еще три семьи. Через пару лет квартиру полностью выкупил неизвестный гражданин и расселил всех жителей по взаимному согласию, нам досталась полноценная однушка в районе Измайловского парка.

Муж работал в конструкторском бюро железной дороги, в хорошие времена там платили очень прилично, но теперь зарплату часто задерживали, денег в условиях инфляции с трудом хватало на еду. Родители пытались нас подкармливать, но их положение было ничем не лучше нашего. После традиционного воскресного обеда у свекрови муж голодными глазами высматривал, не завалялся ли на столе какой-нибудь забытый кусочек, и получал от мамы мудрый совет:

- Сынок, не волнуйся, сытость приходит через 20 минут.

Действительно, через какое-то время есть хотелось уже не так сильно.

Многие наши друзья занимались бизнесом различного масштаба, что-то покупали, что-то продавали, крутились и процветали. Однажды к нам в гости заехали Витя с Володей, с которыми еще каких-нибудь два года назад мы ходили в горные походы по Кавказу. Теперь их занимали совсем другие развлечения. По старой дружбе они привезли нам партию модных маечек с кислотным узором.

- Тебе все равно с ребенком гулять – напористо убеждал меня Володя. – Бери с собой маечки и вставай рядом с бабульками у метро. Мне отдашь по двести рублей за майку, а сама накручивай сколько совесть позволит, хоть за четыреста продавай, хоть за пятьсот, не мое дело.

У метро действительно бурлили стихийные ярмарки, где продавалось все что угодно, от старых книг до колбасы сомнительного вида. Там же можно было продать или купить пресловутые ваучеры, о которых было столько разговоров в начале девяностых. Они шли тогда по десять тысяч рублей штука, я предлагала мужу продать наши ваучеры и купить на вырученные деньги предмет ночных грез – стиральную машину. Но муж посчитал это недальновидным и вложил наши ценные бумаги в Московскую недвижимость, до сих пор в коробочке с документами лежат красивые синие сертификаты в память о наивной молодости.

Утром, сгорая от стыда и умирая от страха, я отправилась к метро, достала маечку и пристроилась в ряд бабулек. Ребенок спокойно спал в коляске, моим товаром никто не интересовался. Когда надежда продать хоть что-нибудь уже почти погасла, ко мне подошла торговка специями, увешанная тремя рядами ожерелий из пахучих бумажных пакетиков.

Поторговавшись, она взяла майку и отсчитала четыреста рублей мятыми, приятно пахнущими ванилином рублями и трешками. Вернувшись домой, я в спокойной обстановке еще раз пересчитала деньги и поняла, что девица обманула меня ровно в два раза, в руках у меня были как раз те двести рублей, которые полагалось отдать за проданную майку Володе.

- Ну, хоть при своих осталась, - философски подумала я.

Вечером заехал Володя, принял от меня небогатую выручку и скептически покачал головой. Возиться со мной ради таких смешных копеек ему было не выгодно. Я вздохнула с облегчением, все-таки коммерция – это не мое.

Соседка по подъезду открыла на дому курсы кройки и шитья, мне было предложено заняться рекламной кампанией. Теперь, отправляясь гулять с ребенком, я брала с собой стопку объявлений и ставила в коляску баночку с крахмальным клейстером, клеевые карандаши были еще редкостью. По этим объявлениям мне звонили потенциальные клиентки, я описывала им достоинства наших курсов и должна была получать процент от реально оплаченных занятий. То ли красноречие мое не дотягивало до нужного градуса, то ли соседка утаивала от меня оплаченные квитанции, но за эту свою работу я тоже не получила ни копейки.

Один из преуспевающих приятелей обновил оргтехнику в своем офисе и принес нам в подарок старенький, списанный с баланса компьютер. Мир заиграл новыми красками, я стала давать объявления в газету «Из рук в руки» и оказывать населению машинописные услуги. Здесь мне везло значительно больше, чем с маечками, появился небольшой, но регулярный доход, за первый же заказ мне заплатили 5 долларов. Рука не поднялась тогда их потратить, до сих пор эта символическая купюра, заправленная в стеклянную дверцу кухонного гарнитура, напоминает о наших трудных девяностых.

К теме коммерции пришлось вернуться через год, в нашу жизнь неумолимо вторгался многоступенчатый маркетинг. Только самые ленивые мамочки не пытались продавать на детских площадках герболайф. Предприимчивые приятельницы втянули меня в продажу косметики Мэри Кэй, позже я привела туда сестру и множество подружек. В этом и состояла философия компании: простая американская пенсионерка Мэри Кэй воплощает в кругу родных и друзей свою нехитрую американскую мечту. Я встала на учет в налоговую инспекцию и приобрела за семьдесят долларов стартовый набор косметики, красиво упакованный в черную сумку консультанта с эмблемой компании. С этой сумкой следовало ходить в гости к друзьям и знакомым и абсолютно бесплатно проводить косметические классы по пятиэтапному уходу за кожей и декоративному макияжу. После чего благодарные клиентки должны были заказывать у меня косметические средства, а я – получать комиссионные от продаж.

Не могу сказать, что это был сверхприбыльный бизнес, но кое-что я зарабатывала, особенно, поначалу, пока не охватила всех знакомых. Одна из моих клиенток продавала по такой же схеме немецкие кастрюли и сковородки Цептор из сверхпрочной, нержавеющей, экологически чистой стали. Мы с ней скооперировались и стали проводить совместные классы. Вначале наши гости под моим руководством очищали, тонизировали, увлажняли и питали кожу лица, потом наносили декоративную косметику, после чего приглашались к столу отведать блюд, приготовленных в посуде Цептор. Все были довольны. В рамках делового партнерства пришлось купить у напарницы блестящую, совершенно неподъемную сковородку, она до сих пор украшает мою кухню и выглядит как новенькая.

Тем не менее, случайные заработки не могли решить наших экономических проблем. Я устала экономить на продуктах, пытаясь хоть как-то накормить семью, зимой ходила в старом мамином полушубке, о новой одежде для ребенка тоже не приходилось мечтать. Общительной свекрови частенько подбрасывали подержанные детские вещи многочисленные знакомые, но мне хотелось, чтобы у сына было все самое лучшее. Наш прогулочный маршрут на детскую площадку пролегал мимо недавно открывшегося мясного ларька, запах ветчины из него ввергал меня в депрессию. Через много лет я узнала от знакомой продавщицы, что этот запах генерирует специальный аппарат, но тогда я принимала его за чистую монету. А может быть в девяностые еще и не было такого торгового оборудования, и от ларька пахло по-настоящему, не знаю. Моей заветной мечтой тогда было купить большой кусок ветчины и наесться до отвала.

Моя мама изо всех сил пыталась нас поддержать, приезжала раз в неделю в гости с двумя сумками выращенных на даче овощей, выкладывала натруженными руками из неподъемных сумок банки соленых огурцов и квашеной капусты. Ей тоже приходилось не сладко, сотрудников их института сокращали, маме пришлось уйти на пенсию. Она не унывала, всерьез занялась дачей, выращивала все возможные в нашем климате культуры: огурцы, помидоры, физалис, капусту всевозможных экзотических видов, вроде кольраби, брокколи и савойской. Продавала на местном рынке пучки зелени. Бывшие коллеги, увидев эту картину приходили в ужас от того, что доктор экономических наук стоит за прилавком, но маму ситуация нисколько не смущала, кажется, даже немного веселила. Пройдя в детстве ужасы фашистской оккупации и послевоенный голод, и пережив совсем недавно потерю всех накоплений, она смотрела на такие вещи философски и напугать ее чем-либо было трудно. Через двадцать лет она с оттенком ностальгии будет вспоминать свои девяностые, обсуждая дачные проблемы в переписке с сестрой из Ростовской области: «Об астрах.  Я же их несколько лет выращивала на продажу, в больших количествах и просто обожала этот бизнес.  До сих пор свежи в памяти поездки в город с вёдрами-сумками, и я ахнула, когда услышала, что ты продала 3 штуки за 10 р.  За штуку 10 р. это ещё куда ни шло.  И, конечно, жара астрам совсем не подходит. Я так думаю, для них лучше умеренный климат. В общем, астры - мои любимые цветы».

В конце девяностых маму позвали преподавать международную экономику в открывшийся у нас в городке филиал Московского Индустриального Университета, где она проработала почти двадцать лет, до своих восьмидесяти с лишним.

Прощание с девяностыми

В 1994 году у нас родился второй ребенок. Через 17 лет он без блата и репетиторов поступит в Первый Медицинский институт им. Сеченова. Надо признать, что в этом бесспорном достижении не последнюю роль сыграет демографическая яма.

Запомнилось, как незадолго до его рождения в женской консультации беременным и кормящим выдавали гуманитарную помощь. Оставить старшего сына было не с кем, я взяла его с собой. Мы получили две огромные жестяные 10-литровые банки просроченного сухого молока. Стоял морозный январский вечер, от распределителя до дома пролегало около километра холодной темноты, и транспортировка груза требовала нестандартного решения. Я выпросила в регистратуре скотч, примотала банки к детским санкам, сверху пристроила сына и потихоньку доволокла эту конструкцию до дома. Все лето наша семья питалась кашами, сваренными на этом молоке, вспоминая спонсоров добрым словом.

Однажды вечером муж вернулся с работы крайне озадаченный. По дороге домой он встретил бывшего одноклассника Андрея, ничем не примечательного тихого троечника. При встрече Андрей ослепил его американской улыбкой в тридцать два зуба и рассказал о событии, перевернувшем всю его жизнь. Речь шла об американском тренинге «Весна жизни», трехдневном курсе, стоившим на тот момент баснословных денег, 200 американских долларов. По словам Андрея, после прохождения курса человек переосмысливает систему ценностей, обретает способность выходить из зоны комфорта и достигает самых невероятных целей, прогибая под себя капризную фортуну. Сам Андрей, к примеру, закончив тренинг, немедленно нашел высокооплачиваемую работу на совместном предприятии, выучил язык, съездил в Лондон на стажировку, получает зарплату в валюте и готов одолжить двести долларов моему мужу.

- Вернешь, когда сможешь и, если захочешь, - великодушно добавил одноклассник.

Это сейчас никого не удивишь тренингом личностного роста, интернет буквально ломится от различных курсов и семинаров на любую тему. Тогда же это было в новинку, мы боялись «промывки мозгов», нейролингвистического перепрограммирования и превращения в зомби. Еще точнее, это напоминало нам продажу души дьяволу, не больше не меньше.

Тем не менее, муж решился рискнуть мозгом ради блага своей семьи. Он прошел тренинг и первое время после этого действительно напоминал перепрограммированного робота. Вооруженный новой философией, он уволился из бесперспективного КБ и энергично взялся за поиск высокооплачиваемой работы. Программисты как раз начали пользоваться спросом и вскоре у него уже была регулярно оплачиваемая и творческая работа. 200 долларов Сергею удалось отдать очень быстро.

Я вздохнула свободнее. Перестала судорожно считать копейки в кошельке и экономить на продуктах. Однажды, проходя мимо заветного ларька, с небрежным видом купила увесистый кусок окорока. Сгорая от нетерпения, дождалась прихода с работы мужа и развернула покупку. Кухня наполнилась тухлой вонью, мясо оказалось совершенно несъедобным. Глотая злые слезы по загубленной мечте, я поклялась мужу, что, если завтра продавец не вернет мне деньги за это безобразие, я запущу окороком в его наглую физиономию и пусть меня заберут в милицию. Деньги вернули без звука, но ветчину с тех пор я разлюбила.

Дети подросли и начали ходить в детский сад, я устроилась на работу в коммерческую организацию с неплохой зарплатой. Через год сбылась давняя мечта моего мужа и мы всей семьей отправились отдыхать за границу. На этом месте мои девяностые подходят к концу, расплываются в дымке времени и уже еле-еле видны из иллюминатора аэробуса, который мчит нас в Турцию к теплому морю. 

Скачать файл воспоминания
Турецкая Нина Борисовна
Регион проживания:
Москва
Я обычная женщина, люблю читать книги, путешествовать, кошек и печеньки.